Элис нашла отца сидящим на ступеньках с Орлой. «Старики и беременные женщины отдыхают в тишине и покое», — съязвил Дэнни.
Орла снова была беременна, четвертым по счету ребенком. Девочка определенно нуждалась в добром совете насчет того, как предохраняться, но она не стала даже слушать мать, когда та попыталась заговорить на эту тему. Микки закончил свое ученичество, зарабатывал приличные деньги, и теперь у их семьи был хороший небольшой домик на Перл-стрит.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — тепло спросила Элис. Она понимала, какое раздражение должна испытывать двадцатидвухлетняя беременная женщина в окружении своих сверстниц — незамужних, не имеющих детей и развлекающихся от души.
— Как ты думаешь, как я должна себя чувствовать? — огрызнулась Орла. Иногда ей казалось, что, для того чтобы зачать, ей всего-то и нужно оказаться в одной комнате с Микки. Она слышала, что если делать это стоя, беременности можно избежать. Черт, они занимались этим стоя, и девять месяцев спустя на свет появилась Лулу. Новые способы принесли им новых детей — сначала Мэйзи, потом Гэри. После рождения Гэри Микки начал пользоваться презервативами, но вот она снова забеременела и похожа теперь на слониху. Должно быть, Микки попался единственный во всей партии дырявый презерватив. Каждый раз после рождения очередного ребенка они вынуждены были умерить свой пыл, в противном случае дети рождались бы по два раза в год. По истечении шести месяцев они набрасывались друг на друга так, как умирающий от жажды в пустыне бросается к стакану воды, опустошает его и требует добавки. Это было ужасно несправедливо, и ей до смерти надоело выслушивать глупые шуточки мистера Лэвина о том, что Микки нужно завязать узел на одном месте.
В будущем им попросту придется воздерживаться, подобно монахам. Проблема была в том, что она безумно любила Микки, хотя ни за что не призналась бы ему в этом. Лежать рядом в одной постели и не притрагиваться друг к другу было для них настоящей пыткой. И дети у них получались красивые на загляденье. Но все равно, это было несправедливо.
Фионнуале тоже все казалось несправедливым. Вокруг веселились, а она застряла с Горацием Флинном на целый вечер, потому что во всем доме не нашлось бы человека, который пожелал бы заговорить с ним. Разумеется, она сама виновата, что пригласила его, но он казался польщенным и благодарным — Фиона подозревала, что только она в Бутле обращалась с ним как с человеком. Определенно она была единственной женщиной, которая позволяла ему ущипнуть себя за мягкое место, и он неизменно проделывал это, наведываясь в парикмахерскую, что случалось не так уж редко. Фиона только стискивала зубы и выдавливала улыбку. «О-о, мистер Флинн, не проказничайте!» — обычно говорила она и убиралась с его пути.