Только насчет керосина или мазута («всякой гадости») ты не права. У нерях могут быть грязные руки. К маме иногда приходила тетя Катя, ее знакомая. Она работает мастером на заводе. Ты никогда этого не сказала бы, если бы ее увидела: руки у нее чистые, с маникюром. И всегда от нее такими замечательными духами пахнет! Почему я не могу быть такой?
А читать книжки и в театр ходить, конечно, нужно.
На этом заканчиваю. Не забывай свою ленинградскую подругу. Письмо накатала большое, и, наверно, куча ошибок. Не ругай, торопилась очень.
Марина.
Зоя Бакеева — Марине Гречановой
Оренбург, 24 февраля 1933 года
Дорогая моя Маришенька! Здравствуй. Письмо твое получила, читала и перечитывала много-много раз. А потом показала маме и папе. Ты не рассердишься за это? Вот, а теперь спешу ответить.
Ты не обижайся, но мне твои новые друзья не нравятся, и Галка твоя тоже не нравится. Не подумай, что это ревность. Но по твоим описаниям она мне кажется «темной личностью».
Все твои «почему» и «зачем» меня тоже мучили, и я не знаю, что и ответить. Ты, пожалуйста, следи за всем сама и старайся понять. Ты скажешь: «Ну и совет! Я и без тебя все знаю». Конечно, Мариша, по письму твоему трудно понять, что у тебя происходит и кто эти люди. Не хочу тебя обидеть, но, по-моему, это люди плохие. И все, что тебе Галка говорила, — вранье.
И не только я так думаю. Мама и папа тоже. Ты скажешь: почему? Все объяснения, которые ты получила, — странные. И ты правильно спрашиваешь, неужели вечерняя смена так редко бывает. Папа сам работает на заводе и говорит, что это чепуха. Один и тот же человек может работать всю пятидневку в ночную смену, а следующую — в утреннюю.
Мне даже страшно писать это, но твои друзья — воры или жулики. А может быть, и еще хуже. Папа говорит, что «фартовая хаза» — воровской жаргон, особый такой язык у воров, а не испанский. Вот видишь, Галка твоя здесь определенно врет.
Маришка! Мне так страшно за тебя! Выгони их всех. Скажи, что уезжаешь. И взаправду приезжай к нам. Это твое единственное спасение. Можешь потихоньку, когда все спят. Я бы так обязательно сделала. Все проснутся, а ты уже в Москве. Скажи только Полине Никифоровне, и больше никому.
Сделай так, миленькая. Я тебя очень, очень прошу! Не заставляй нас волноваться.
Твоя Зойка.
Зоя Бакеева — Марине Гречановой
Оренбург, 26 марта 1933 года
Мариночка! Что с тобой? Почему от тебя нет писем? Получила ли ты мое? Может быть, я тебя обидела им? Ты меня тогда прости.
Иногда мне приходят в голову страшные вещи. И даже сон вчера видела просто жуткий. Все, наверно, из-за твоего последнего письма. Приснилось, будто ты с Галкой своей идешь ночью по какой-то чужой лестнице. Она тебя тащит в подвал. Ты кричишь, а она тащит. И похожа она на ведьму — старая-престарая, волосы дыбом. А в подвале разбойники или воры. Кто с ножом, кто с топором. Бросились они на тебя. А оказалось, что это я, а не ты. А ты сбоку стоишь, смеешься. И у тебя какая-то кочерга в руке, на меня подняла ее, хочешь ударить. Я как закричу — и проснулась. Потом долго лежала, думала о тебе. Где ты сейчас, что делаешь? И решила обязательно написать письмо. А потом заснула и ничего больше не видела во сне.