Напряжение (Островский) - страница 31

Согласись, его действия граничат с преступлением. В этом я уверен, но не все склонны были меня поддержать. В райкоме партии мне сказали: «Да, не очень хорошо поступил Букашечкин, но кто не делает ошибок? Тот, кто ничего не делает!» Ответ, как ты понимаешь, меня возмутил. Эта формула стала в некотором роде любимой для определенной категории людей, — ею можно прикрываться, как щитом. Я согласен, ошибки могут быть! Но разве Букашечкин ошибался? Нет, он считал, что он умнее, мудрее всех. И вот эта его «мудрость» обошлась государству в 386 тысяч рублей.

Как ты думаешь, что сказал бы такому начальнику хозяин, если бы Букашечкин работал у капиталиста? Он ничего бы не сказал. Он его уволил бы на следующий день, а деньги взыскал через суд. Правильно? Конечно, правильно. А мы слегка журим растратчика за «ошибку», ссылаемся на особые «объективные» причины и призываем его дальше так не поступать. И все это выдается за гуманизм. Я же расцениваю это как простое безобразие. Подобный липовый гуманизм не ведет нас вперед, а отдаляет от социалистического общества.

Мы должны не только воспитывать людей, но и взыскивать с них. Ведь прошло всего-навсего 16 лет с тех пор, как мы распрощались с капитализмом, — срок исторически мизерный. Неужели кто-нибудь может всерьез думать, что у всех наших людей 25 октября 1917 года вдруг исчезло сознание, воспитываемое старым обществом веками, что все стали сразу хорошими, социалистическими? Нет, конечно. Значит, нужно вытравлять эти пережитки каленым железом. Сами по себе они не исчезнут.

И если мы считаем (и правильно считаем), что деньги не главное в личной жизни нового человека, то для государства деньги — главное. Отсюда: человека, разбазарившего государственные средства, следует жестоко судить — штрафовать, снимать с должности (плохой хозяин!) и не подпускать его к ней в дальнейшем.

Твой Чураков во многом схож с Букашечкиным, хотя он и не уличается в растрате. Но он такой же самодур, такой же «мудрец». Это одного поля ягоды. И меня, по совести говоря, не удовлетворило ваше разбирательство. У вас там на бюро вроде третейского суда устроили. Рассудили: ты-де прав, а он-де — нет. Если же на принципиальные позиции становиться, пожалуй, стоило бы глубже копнуть. У тебя промелькнуло в письме: давным-давно преступника не видел! Тут, братец ты мой, в колокола бить надо. Изо всех сил! Это все равно, что я, предположим, пять лет в кабинете бы просидел, а статьи и очерки продолжал как ни в чем не бывало пописывать. Улыбаешься? А так в каждом деле, в вашем же — особенно. Одна ошибка, крохотная, — врага наживаете. И не только вы, но и все мы.