Вскоре пришел еще один парень — маленький, бледный, с гитарой. Его я никогда не видела. Он подошел ко мне. Я сделала вид, что не замечаю ни его, ни протянутой руки с черными ногтями. Тогда парень с силой ударил по струнам гитары и, подойдя к столу, спросил громко: «Что за краля?» — «Моя!» — ответил Анатолий. Он уже изрядно добавил к выпитому раньше, и ему было море по колено. «Хороша? — закричал он, пытаясь подняться со стула. — Во баба! Это у меня восемнадцатая, ха!»
Не знаю, как я очутилась около него. Я готова была его растерзать. «Перестань! — закричала я. — Сию же минуту перестань, слышишь?» Но он уже вошел в раж, «Не бойся, она так, она хорошая… Вот только беременна от меня, сама говорила…»
Если б ты знала, Зоя, с каким наслаждением я ударила его по щеке. Я вложила в этот удар всю злобу, которая накопилась во мне за последнее время, всю свою ненависть.
Он вскочил, но я была уже у двери.
Через минуту я бежала по улице. Я даже не плакала. Кажется, теперь я знала, что буду делать: мне нужно было избавиться от всего, связывающего меня с этим человеком. Я убедилась в его полной бесхарактерности, трусости, подлости. Этот вечер показал мне все. Больше всего на свете, кажется, я ненавижу человека-тряпку. А мужчина-тряпка вызывает чувство омерзения. Я сама поддавалась слабости, шла на сделку с гордостью, честью, падала все ниже ради того, чтобы хоть как-нибудь вытянуть Анатолия. Я видела в нем какие-то крохотные, глубоко спрятанные задатки хорошего. Я жалела его, да и сейчас жалею. И может быть, следовало не отступаться. Но терпеть муки унижения, позора, находиться в вечном страхе, быть рабой — это гнусно.
Когда я пришла в общежитие, все уже спали. Я попробовала растолкать Зинку: мне нужны были деньги, а она была мне должна 120 рублей. У меня же, как на грех, в сумочке лежало только несколько гривенников. Зинка разворчалась и сказала, что отдаст только в конце месяца. Меня это не устраивало. Мне нужно было их раздобыть в крайнем случае завтра. Решив, я уже не могла ждать ни минуты.
Утром Зинка еще раз сказала, что денег у нее нет. Она даже возмутилась, что я требую у нее долг.
На занятия я не пошла. Я и так много пропустила, и мне предстояло еще пропустить. Да я и не задумывалась над этим. Надо было действовать, и как можно скорее.
Но что было делать с деньгами? Я перебрала в уме все варианты, однако ничего подходящего в голову не приходило. Продать? Что? Я пересмотрела все свои вещи. Всё мелочь. Единственное, что можно было продать, — это платье, которое подарил мне дядя Паша. Но я не могла решиться на это, я перестала бы себя уважать окончательно.