Джейн, ничего не подозревая, поднялась в спальню. И вдруг ее чуть не вырвало: на постели в чем мать родила лежали в обнимку Том и Берта. Джейн кое-как растолкала Тома.
— Вставай, тварь! — крикнула она. Тот лишь повернулся на спину и с наслаждением потянулся. — Встать немедленно и вышвырнуть эту бабу к чертовой матери!
Берта открыла глаза и нагло улыбнулась.
— И чего ты так разоралась? — спросил Том благодушно.
— А я, ты знаешь, терпеть не могу грубости, — сказала Берта, выскочила из постели и голышом, ничуть не смущаясь, прошлась по комнате.
— Вышвырнешь ты эту наглую тварь из моего дома или нет?! — заорала Джейн во всю глотку. — Эту грязную мразь…
— И вовсе она не наглая тварь, как ты изволила выразиться, — с улыбкой отозвался Том. — Ты на себя-то посмотри! Хорошо еще, если ты до сих пор ничего не подхватила…
— Что ты хочешь этим сказать?!
— А то, что я все это время трахался еще и с Бертой. Она куда лучше тебя. Ты, впрочем, настолько глупа, что решительно ничего не заподозрила. — Джейн застыла на месте не в силах вымолвить ни слова. Она задыхалась от гнева. — Я решил, что будет лучше, если она поселится тут вместе с нами. Получится миленькое menage a trois[3]. Мне тогда не придется проделывать такие концы, да и ты кое-чему поднаучишься. Трахаться — это ведь целая наука. — И Том невинно улыбнулся.
Эта его улыбка оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения Джейн. Она подскочила к художнику и наотмашь ударила его по лицу. Очень спокойно, без тени суеты, Том нанес ей ответный удар.
— Послушай, Джейн, я пока еще не разозлился на тебя, но могу и разозлиться. Я буду делать то, что захочу, заруби себе это на носу. Тогда я останусь с тобой. В противном случае ты меня больше не увидишь.
— Выметайся отсюда, мразь, грязная, подлая мразь!!!
— Обратите внимание на свой язык, миледи. Вы меня оскорбляете, а это абсолютно ни к чему, видит Бог. И вообще, нечего корчить из себя обиженную и непонятую. Я ведь всегда давал тебе то, что ты хотела: не позволял тебе опять скатиться в сумасшествие и потому изредка трахал. Ты от меня, я от тебя — мы друг от друга получали в равных долях.
— Немедленно убирайся отсюда к чертовой матери! И никогда больше не появляйся — никогда в жизни! Убирайся! — Джейн так бы и продолжала кричать, но что толку? Сердиться надо было на самое себя.
— О'кей, хватит разоряться, мы отваливаем.
Не желая более с ним разговаривать, Джейн кинулась в ванную, забралась под душ и, намылившись, щеткой принялась с ожесточением тереть каждый квадратный сантиметр своего тела.