— Да нет, спасибо. О Господи, вся облилась… Какая же я порой неловкая! А Малер звучит потрясающе, — поспешно добавила она.
— И что же это было?
— А, ничего, очередная глупость. Эта музыка напомнила мне о прошлом. Только в этом все дело.
— Наверное, воспоминание связано с какой-нибудь грустной любовной историей? — не унимался он.
— Да нет, ничего подобного.
— Все беды женщин имеют своими истоками мужчину, прямо или опосредованно.
— Ну, наверное.
— Я бы хотел знать о вас все, даже то неприятное, что случалось в вашей жизни.
— И думать не могу об этом, не только говорить.
— Знаете, я готов убить всякого, кто когда-либо вас обидел, — страстным голосом произнес он и нежно поцеловал ее в лоб. — Но когда-нибудь обязательно мне расскажете! Обещайте.
— Попробую. Но только не сейчас, не теперь, Роберто, я прошу вас. — Голос Джейн звучал столь просительно, что Роберто сменил тему разговора.
Появился слуга, почтительно встал у двери, ожидая распоряжений. Прошло минут, наверное, с десять, прежде чем Роберто сообщил Джейн, что ужин подан. Слуга бесшумно скользнул вперед и отворил дверь, сделанную на манер секции книжного шкафа. За дверью оказалась обеденная зала, обставленная также исключительно на английский манер. Слуги в черных ливреях с золотой оторочкой и в безукоризненно белоснежных перчатках выжидательно стояли за стульями. Когда с основными блюдами было покончено, тарелки тотчас заменили, причем никакими знаками мужчины не обменивались, отчего их слаженные действия особенно впечатляли.
— Мне казалось, вы пригласили меня поужинать а deux? — поинтересовалась она.
— Именно, — с некоторой долей изумления в голосе откликнулся он.
— Какое это a deux, если тут столько людей?
— Это слуги, они не в счет.
— Ужасно звучит, Роберто. Я надеюсь, они не понимают по-английски.
— Разумеется, не понимают, но если бы даже и понимали, это ровным счетом ничего бы не изменило. Они отлично знают свое место, равно как и я свое.
— В Респрине я с трудом привыкла к тому, что всегда вокруг были слуги. Это вечно меня смущало, вечно хотелось извиниться перед ними.
Он повернулся и спокойным голосом что-то сказал прислуге, те тотчас удалились.
— Ну, так лучше? — с улыбкой поинтересовался он. — Не хочу, чтобы вы испытывали хоть какое-то неудобство.
— Надеюсь, они не обиделись?
— Нисколько. Явно, вас с детства не приучили обращаться с прислугой. Расскажите-ка мне о вашей предыдущей жизни.
И она, на сей раз охотно, поведала ему обо всем, кроме разве что болезни.
— Ну-ну… Теперь я отлично вас понимают. Я сейчас вспомнил ваши фотографии в газетах. Тогда я еще подумал: надо же, какое у женщины прекрасное лицо. Впрочем, тогда вы выглядели совершенно иначе.