- Ты не всегда так сразу бежишь на его зов, - упрекнул ее Ури, чувствуя себя одновременно и виноватым, и обиженным.
Как только Инге отворила дверь в коридор, Ральф тут же сменил скорбный вой на радостный визг и, чуть не сбив ее с ног, восторженно бросился передними лапами ей на грудь. Инге стряхнула с себя его тяжелые лапы и позвала ласково:
- Пошли со мной, псина.
- А я? - спросил Ури - Мне тоже итти?
- Не нужно, ты его раздражаешь.
- Кого - этого? - Ури кивнул на Ральфа.
- И этого, и того. Так что лучше оставайся тут. Я тебе позвоню, если будет нужно. Только не засыпай, подожди, пока я вернусь, мы ведь не договорили.
- Что же мне пока делать, телевизор смотреть, что ли?
Инге остановилась на пороге:
- А ты подумай.
- О чем мне думать в три часа ночи?
- Я дам тебе тему для размышлений: представь себе, что Карл - тот самый профессор, радикальные взгляды которого когда-то казались мне откровением.
И вышла в темноту на колокольный зов, оставив Ури наедине с Карлом, который оказался бывшим профессором, бывшим любовником, бывшим гуру и Бог знает кем еще.
Инге еще с порога поняла, что на этот раз Отто и впрямь не в порядке, безо всякого притворства. Вообще-то за эти годы он сам приучил ее не слишком доверять его театральным спектаклям с предсмертными хрипами и закатившимися глазами, но сегодня он даже выглядел не так уж драматично - наверно потому, что страдал истинно, а не на показ. Сердце Инге сжалось от смешанного чувства жалости и вины: страсть к Ури - или любовь, или просто наваждение, кто знает? - захватила ее настолько, что она последнее время совсем забросила отца.
Пытаясь удержать его жалкую искуственную руку, слабо, но настойчиво колотящую в рельс, она несколько раз повторила утешительно:
- Все в порядке, Отто, успокойся, я здесь.
Но он, не замечая Инге, продолжал упорно отстукивать что-то короткое и незнакомое - вроде бы одно слово, которое она не смогла сразу расшифровать, хоть и привыкла схватывать налету не слишком сложные требования и просьбы отца. Поспешно закатывая рукав его ночной сорочки, чтобы измерить ему давление, она пыталась понять, чего он добивается. Выходило что-то несусветное, вроде "не нагрела" или "обгорела". Решив, что это бред, Инге мысленно отмахнулась от его настояний, тем более, что давление оказалось угрожающе высоким. Она нашла в настенной аптечке нужную ампулу и, быстро наполнив шприц, отстегнула протез, - поразительно, но именно сегодня, словно предчувствуя приступ, отец ни в какую не согласился снять протез перед сном, - перетянула культю повыше локтя резиновым жгутом и стала искать подходящую вену для укола. Она надеялась, что ей удастся приостановить развитие гипертонического криза - очень уж не хотелось тащить старика среди ночи в больницу, да и сил, честно говоря, на это не было. Пока она медленно вводила в вену лекарство, обрубок отцовской руки продолжал ритмично дергаться в ее ладони, наверняка отстукивая то же самое непонятное слово. Но после всех сегодняшних передряг у нее просто не было сил напрячься, чтобы распознать нечеткие знаки его воли.