Это — не настоящее тело.
Сможет ли он прикоснуться к ней, не говоря уж о том, чтобы разбудить? Уэллен снова окликнул ее, надеясь, что голос поможет там, где бесполезны руки:
— Забена! Очнись!
Волшебница лежала все так же недвижно, однако видение, несмотря на призрачность, сделалось устойчивей. Бедлам кружил и кружил, словно стервятник, страшась того, что путь его, кажется, будет тянуться вечно. Однако каждый виток хоть ненамного, но приближал его к цели. И тем не менее до конца, очевидно, было еще далеко.
— Забена!
Комната содрогнулась от очередного толчка, сотрясшего замок. Кусок кладки, выкрошившийся из потолка, рухнул на пол совсем рядом с ученым. Но ни грохот, ни сотрясения не в силах были разбудить спящую волшебницу.
Она должна проснуться, — подумал ученый, — пока этот замок не обрушился нам на головы…
Нет, тут же поправился он, если замок и обрушится, то на него одного. Забене, пожалуй, никакая физическая опасность не угрожает…
— Забена!
Глаза ее внезапно раскрылись и уставились вверх. Ученый едва не запрыгал от радости, но вскоре увидел, что больше ничего не происходит. Забена просто лежала на своем помосте, скрестив руки, и смотрела сквозь потолок, не замечая творящихся вокруг разрушений.
— Забена, я ведь не уйду без тебя!
Взгляд волшебницы устремился в его сторону. Губы ее не шевелились, однако ученому показалось, что она произнесла его имя.
Возможно, это было чистым безумием, однако нельзя было упускать ни единого шанса. Уэллен протянул ей руку.
— Я пришел за тобой.
В ответ она тоже подала ему руку — вовсе не бесплотную, как он ожидал, но лишь необыкновенно легкую. Призрак медленно поднялся с помоста и приблизился к Уэллену. Забена больше не пыталась говорить, но улыбалась.
Что теперь?
Сумрак не говорил, как быть дальше, поэтому Уэллен счел, что без труда найдет дорогу обратно, когда потребуется, но вот время пришло. И что же?
Сумрак! Что мне делать?!
Все одиннадцать Повелителей Мертвых и Сумрак все еще стояли в зале с пентаграммой. Никто из них даже не шевельнулся за прошедшее время, однако повсюду видны были свидетельства жестокой битвы. Потолок исчез; над головами их чернело смоляное, непроглядное небо, кое-где озаряемое огненными сполохами. Обломки каменной кладки — раскаленные, оплавленные, обгорелые — засыпали пол зала и равнину вокруг замка.
Сумрак, чей капюшон не поддался никаким смерчам, стоял неподалеку от центра пентаграммы. Он смотрел вперед, в сторону существа, которое назвал Эфраимом, однако, подобно одиннадцати, видел и слышал все.
И какая-то часть его сознания услышала отчаянный зов Уэллена.