— Нет.
Сиромахин подошел к двери, заглянул в замочную скважину и, убедившись, что там никто не стоит, приблизился ко мне и сказал:
— Сима Карнавалова.
— Карнавалова? — переспросил я удивленно. — Разве он не умер еще в прошлом веке?
— Видите ли, Христос умер две тысячи лет назад, однако люди до сих пор ожидают его возвращения.
Чудное мгновенье
Иногда невежество Искрины меня поражает. Вся докоммунистическая история кажется ей клубком каких-то странных событий, происшедших чуть ли не в одно и то же время. Я к этому уже настолько привык, что даже не удивился, когда она меня спросила, был ли я лично знаком с Пушкиным. Я объяснил, что никак не мог быть с ним знаком, потому что родился через сто с лишним лет после его смерти и совсем в другую эпоху. Она была очень удивлена, узнав, что Пушкин жил еще при царской власти.
— А в каком он был чине?
Я сказал, что он был в чине камер-юнкера, по теперешним понятиям что-то вроде младшего лейтенанта.
— Всего-то? — удивилась она. — А зачем же его печатали?
— Его печатали, потому что он был великий поэт.
Она меня стала уверять, что этого не может быть, великими бывают только генералы, но никак не младшие лейтенанты.
— Да? — переспросил я обиженно. — А как же я?
— Ну, с тобой вообще пока что не ясно. Вот книгу твою издадут и тогда сразу повысят. А он так в малом чине и умер?
— Ну да, — сказал я. — Но в те времена писателей судили не по чину, а по степени дарования.
— А кто определял степень дарования? — спросила она.
Я сказал, что определяли читатели.
Она этого не поняла и спросила, каким образом определяли.
— Очень просто определяли. Читали стихи и говорили: Во здорово! Во дает! Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! А если чего не нравилось, говорили: чушь собачья, бред сивой кобылы. Вот так, в общем, определяли.
Она этого тоже не поняла и попросила рассказать, о чем примерно писал этот Пушкин. Я сказал, что он писал о самых разных вещах и, например, о любви.
— О любви к царю?
— Это с ним тоже случалось, — сказал я. — Но еще он писал о любви к женщине. Например, вот это:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты…
Она слушала, закрыв руками лицо, долго молчала, когда я кончил. А потом спросила, волнуясь, кому эти стихи посвящены.
— Если тебя интересует имя, сказал я, ее звали Анна Петровна Керн.
— А она была в каком чине?
— Что за чушь! — рассердился я. — Ни в каком чине она не была. Она была просто женщина без чинов.
— Ну как же, — заволновалась Искрина еще больше. — Ведь он ее называет гением.
— Ну да, он называет ее гением чистой красоты.