— Никак, комсор генерал, не кричат! — вскочил Жуков. — Они днем и вечером кричат, а ночью они молчат.
Ну, если вороны не кричат, тогда, понимаешь, изобрази каких-нибудь ночных птиц, филинов каких-нибудь, что ли.
— Я выпь изображу, комсор генерал. Она очень тревожно кричит.
— Вот, правильно, — удовлетворенно заметил генерал. — Соображаешь. А ворон, собственно говоря, мы можем в утреннюю панораму вставить. Когда накануне боя они собираются и думают, понимаешь, что им сейчас тут чего-то обломится. Ну, теперь ты, я думаю, свою задачу понял. Переходим к следующему вопросу. Что у меня тут записано? Ага. Думы перед боем. Ну, значит, разъясняю ситуацию. Предстоит тяжелое сражение с бурят-монгольскими захватчиками. И конечно, у Гениалиссимуса возникают, понимаете ли, всякие думы. Нет, думы, конечно, не мрачные, он, как выдающийся оптимист, верит в окончательную победу, но думы у него в этот момент должны быть мудрые, глубокие и, я бы даже сказал, философские. Это я тебе говорю, Савченко. Ты у нас философ, тебе и карты в руки. Ты описываешь думы Гениалиссимуса и должен все время помнить, что основные его думы великие и гениальные. И главные, как бы сказать, идеи в этих думах должны уже иметь свое отражение. Ну, и, само собой, в этих думах перед боем должен отразиться и свойственный Гениалиссимусу исторический оптимизм. Он может примерно так думать, что вот пускай я лично погибну, но зато жизнь моя будет отдана не зазря, а за общее, понимаешь ли, счастье. Понятно?
— Понятно, — спокойно ответил Савченко. — Ну, насчет описания всяких таких военных приготовлений, дислокации разных частей, описания видов оружия и прочего я не беспокоюсь, у нас по этому делу вот Малевич, — генерал указал на одного из полковников, — крупный специалист, бывший штабист, ты, я думаю, Малевич, с этим отлично справишься, ну и ты, Штукин, в саперном деле тоже, я знаю, более или менее разбираешься.
Планерка подходила к концу. Двум корректорам было дано указание не допускать грамматических ошибок, а поэт Мерзаев получил специальное задание оснастить будущую главу красочными эпитетами и яркими метафорами.
На этом планерка закончилась Коммуний Иванович пожелал всем участникам хорошего творческого настроения и больших успехов в труде.
Офицеры со своими блокнотами и карандашами организованно покинули кабинет, а мы со Смерчевым остались.
— Ну вот, — сказал Коммуний Иванович, — теперь вы видели, как мы работаем. Трудно, понимаете ли, руководить таким большим коллективом. Один одно пишет, другой — другое, иной раз одно с другим никак не согласуется, приходится заставлять людей переделывать. Ваши произведения сколько человек писали?