— Мало ли чего они возлагали, — сказал я. — Они, может быть, обо мне по себе судят и думают, что я способен родину продать за мешок золота. А я ее, должен вам сказать, и за два мешка не продам.
— Да-да-да, — поторопился заверить меня маршал. — Поверьте мне, никто в вашем патриотизме не сомневается. Ладно, оставим это. Это все может быть так, может быть не так, это не важно. А вот это… — он открыл страницу, на которой помещено первое упоминание о Сим Симыче, — это уж никуда не годится. С этим мы поступим таким образом, — он выхватил из пластмассового канцелярского стаканчика остро отточенный карандаш и, раздирая бумагу, решительно провел черту от левого верхнего угла страницы к правому нижнему. Он уже собирался провести и другую черту крест-накрест…
— Стоп! Стоп! Стоп! — закричал я. — Стоп! — схватил я его за руку. — Так не пойдет. Что это вы прямо так чиркаете, как будто это вам что-то такое. Я, может быть, этот замысел вынашивал и лелеял, я, может быть, ночи не спал, все это выстраивая, я, может быть, каждое словечко вот так вот облизывал… — я даже попытался показать, как облизывал, — а вы прямо карандаш в руки и давай чиркать.
Маршал все это выслушал с большим недоумением.
— Ну как же, — сказал он, — ну как же? Ну зачем же вы этого вот Сима Симыча вывели? Ведь он нам, вы понимаете, совершенно не нужен.
Откровенно говоря, этот разговор стал мне казаться довольно дурацким, и я начал понемногу сердиться.
— Ну что это такое? — сказал я. — Что это за глупая постановка вопроса? Вам Сим Симыч не нужен. А мне лично он нужен, и я вам категорически запрещаю его вычеркивать.
— Да? — Берий Ильич вдруг переменил выражение и посмотрел на меня насмешливо. — Вы мне запрещаете? А вы примерно представляете разницу между вашим воинским званием и моим?
— А мне плевать на ваше звание, — сказал я, но тут же прикусил язык и испугался. Черт его знает, подумал я, может, так не надо. Эти маршалы, они такие обидчивые.
— Берий Ильич, — сказал я почти нежно. — Поймите меня правильно. Если этот роман на самом деле написал я, то, значит, я его писал, фигурально говоря, кровью сердца, душу свою в него вкладывал, а вы прямо хотите взять его и изуродовать.
— Ну подождите, подождите, подождите, — заторопился маршал. — Да что это вы так разнервничались? Ведь вы же должны понимать, что это дело серьезное, общегосударственное и общекоммунистическое. Ведь если вы этого не сделаете, мы не сможем ваш роман переиздать и не сможем провести ваш юбилей.
— Ну и черт с ним, с вашим юбилеем! — сказал я в сердцах.