Умываясь красной юшкой, он отскочил с диким ревом и стал у стены, прижавшись к ней спиной. Он закрыл лицо руками, но кровь текла сквозь пальцы, капала ему на рясу и на пол.
Участники заседания изумленно смотрели то на меня, то на Звездония. Первый раз за все время я перехватил взгляд Искрины и понял, что она в ужасе.
— Да это же настоящий террор! — вдруг зловеще произнесла Пропаганда Парамоновна.
И в кабинете наступило молчание, от которого мне стало не по себе.
Маршал Взрослый вдруг встал и вышел.
И я заметил, что сразу все присутствующие не то чтоб облегченно вздохнули, но расслабились. Дзержин вскочил и подбежал к Звездонию.
— Ну что тут у тебя? — спросил он довольно грубо. — Ну, ничего страшного. Задери голову вверх, и кровь остановится. Все в порядке, — сообщил Дзержин Смерчеву.
— Да как это все в порядке? — возмутилась Пропаганда Парамоновна. — Какой же это порядок, когда совершается бандитское нападение?
— Помолчи! — оборвал ее Дзержин — Вот что, — сказал он и заходил кругами по комнате. Наша дискуссия с Классиком зашла слишком далеко. Мы требуем от него чего-то, он нас не понимает, а почему?
— А потому что враг, поэтому и не понимает, — сказала Пропаганда.
— Да, вероятно, поэтому, — печально улыбнулся Смерчев.
— Ну зачем же так! — хлопнул себя по ляжке Дзержин. — Зачем сразу же враг? Зачем кидаться такими словами? Я лично, как работник БЕЗО, привык искать в людях хорошее, самое лучшее, что в них есть. Мы должны нашего Классика попытаться понять. Дело в том, что я тут просматривал всякие старые дела предварительных писателей и обнаружил, что среди них было много, в общем-то, ненормальных и с ними надо обращаться тонко. Потому что иначе они упираются. Как вот сейчас он. А все дело в том, что он человек творческий, ему нельзя просто приказывать сделать то-то и то-то, а мы должны предложить ему широкий выбор, чтобы размах был для творчества. Ну, допустим, не хочет он указать местонахождение сейфа. Ладно, не надо. Не хочет вычеркнуть своего героя, это можно понять. Но послушай, дорогуша, — обратился он уже лично ко мне. — Ты можешь сам что-нибудь придумать. Допустим, не хочешь вычеркивать своего этого, но можно сделать, что он умер — и все. И на этом поставить точку. Или, допустим, его не заморозили, а засолили. А?
Дзержин посмотрел на меня, и другие последовали его примеру. Даже Звездоний, боясь опустить голову, как-то ее слегка развернул и посмотрел на меня по-птичьи.
— А что? — сказал Смерчев. — По-моему, идея хорошая. Продуктивная.
— Да глупости это, — возразил я устало. — Кто ж это станет засаливать человека? Он же не огурец и не свинина.