— Почему это нет бровей? — заступалась за тезку Вероника. — Все на месте! И волосы не сбриты…
Хотя в последнем она не была уверена на сто процентов. Черты лица молодой донны были выписаны, пожалуй, чуть-чуть грубовато и самую малость несимметрично, точно художник работал не слишком стараясь. А может, он все внимание сосредоточил на улыбке?
— Подозрительный какой-то твой портрет, — без труда прочтя ее мысль, заключила Светка. — Не иначе — подделка! Художник неизвестен. Да и вообще, какие там портреты в Средневековье? Человек по тогдашним понятиям — вместилище всех грехов. Ладно бы еще изобразить святого или сцену из Библии! Это уже в Возрождение — портреты, стихи, Ромео и Джульетта…
— Так Возрождение, по-твоему, сразу в один день наступило? — из последних сил сопротивлялась Вероника. — Команду дали — и вперед?!
— Ладно-ладно, оставайся со своей прекрасной дамой! — великодушно разрешила Светка. — Раз уж никого достойнее не нашла…
Челка ее взлетела и опустилась. Серебристые тени блеснули на веках. Помада «Орифлэйм» — тон «восточные пряности» — оттенила мелированные светло-рыжие пряди в волосах.
Вот интересно: а если бы на все это взглянула знатная флорентийка?
Но пока Вероника оформляла свою мысль в слова, Светка очутилась в другом конце коридора. И не догонять же ее было на глазах детей!
И не рассказывать же ей было, — да и не поверит, пожалуй! — что замок старого чемодана открывался теперь не со скрежетом, а с приветственным ворчанием, и амбарная книга, исписанная уже не менее чем на четверть, с нетерпением поджидала ее на самом верху.
Что ни день, являлись ей новые фразы: то в стихах, то в прозе, а то вдруг сплошным диалогом, как в пьесе. Кириллица порой вежливо уступала место латинскому алфавиту, а на полях вдруг обнаруживались таинственные фигуры в длинных одеждах. И казалось, они сами не могли еще определиться точно — мужчины они или женщины, господа или слуги, герои ли романа или персонажи драмы. Но голоса их становились с каждым днем звонче, а лица обретали способность улыбаться и хмуриться.
И всегда неизменным оставалось одно: стоило только открыть тетрадь, как с легкой улыбкой являлась рядом прекрасная тезка Вероники, без сомнения, покорившая сердце таинственного живописца.
И стоило произнести ее имя с ударением на «о» — Веро-о-оника! — как земля, тихо дрогнув, совершала поворот на магическое число градусов, по пути небрежно стряхнув с себя семь столетий, и совершенно другая, удивительная жизнь творилась на ней!
…Ибо поистине все прекрасное и достойное изумления, ради чего возник род человеческий — все это соединяла в себе Флоренция Дученто, проникнутая щедрым солнцем и овеянная свежестью веселой Арно; Флоренция гордая, сильная, грозная, тысячеголосая, окруженная тройным поясом стен и опушенная темной зеленью олив!