, береговая птица, в таком количестве, что их ловят руками по целым сотням; ночью отправляются на промысел с фонарями, и птица летит на огонь; остается брать ее. Если ее вымочить в уксусе, то можно есть, за неимением лучшего.
Бухта эта открыта Лаперузом и названа им по имени того De Castries, о котором можете прочесть в Oeil de bœuf. Описание Лаперуза до сих пор остается вернейшим. Нужно только прибавить историю политического существования бухты и основания Алексадровского порта.
К бухте примыкает сплошной хвойный лес, растущий по тундрам; местами в этом лесу сделаны просеки, довольно большие; одна ведет к старым постройкам, где зимовало в военное время несколько батальонов линейного сибирского войска; но рука времени уже успела налечь на эти шаткие здания: — они почти все покривились. Невдалеке распространившееся кладбище дополняет рассказ о зимовках, полных лишений. На одном кресте видно имя доктора Б., умершего от скорбута. Мир праху его! На смертной одре, разрушаемый губительным недугом, он умирающим голосом давал еще советы своим товарищам по несчастью, и, может быть, этот умирающий голос вырвал у страшной болезни несколько жертв…
Новый пост расположен близ самого берега. Тут уже заметна некоторая претензия на гражданственность. На лето приезжает капитан над портом, с женою; есть магазин с провизией и при нем цейхвахтер. У цейхвахтера даже можно найти и закуску, почему и названа его лачуга Мыльников'с-отель, по имени достойного хозяина. Близ пристани высокий флагшток, на котором будто бы поднимают сигналы по системе Рейнольда для переговоров с приходящими иностранными купцами; но эти сигналы, так же как электрический телеграф, и железная дорога — дело будущего. A если б была железная дорога, то суда могли бы и не ходить в Николаевск, сгружая все здесь и не рискуя переходом по лиману.
Сама де-Кастри, кроме рыбы и дров, ничего дать не может. Лес её мелок; осенью много дичи ни брусники.
При нас кто-то разложил костер в лесу, да так и оставил. Огонь быстро распространился по смолистым иглам ельника, попалась какая-то полуразрушенная избенка, вспыхнувшая как порох; пожар рос, и обхватил новое поселение, подступая к его домикам довольно близко. Два дня работали наши матросы на берегу, окапывая и отстаивая у огня строения; победа осталась, наконец, за нами. Огонь бросился в другую сторону, но скоро и совсем замер.
Зимовать судам в бухте невозможно: она замерзает. Волнением с моря часто ломает лед.
Туземцы — гиляки pur sang; они здесь очень хорошо говорят по-русски, торгуются с азиатскою задорностью, не хуже любого гостинодворца; в одежде щеголеватее других туземцев.