Унионисты, не смотря на измену союзников, не успокаиваются. Лаваль и Ривера набирают новую партию в Монтевидео, преимущественно из лиц, бывших против президента Орибе, друга Росаса, и торжественно объявляют, что договор, заключенный адмиралом Мако, недействителен. «Измена, своеволие и глупость написаны у Французского адмирала на лбу. И кто дал Франции право, во имя унионистов и Уругая, не спрашиваясь у них, заключать с Росасом союзы? Они думают там у себя, в Париже, что гаучо Росас действительно допустит амнистию? Никогда!» Ж так вышло на деле. Трактат остался мертвою буквою, хотя Гизо и говорил с трибуны, что дикие народы Ла-Платы не заслуживают лучшего управления, чем управление Росаса.
Аргентинцы и ориенты, как вообще называются жители Восточной Банды (Уругая), одни, без всякой помощи, продолжали упорную войну с Росасом. 19-го сентября 1841 года Лаваль был разбит в долине Фамалла; 8-го октября храбрый защитник унионистов был убит, и Росас без труда разбил войско, оставшееся без вождя.
Окончательное истребление унионистов ведено было с настойчивою кровожадностью, на которую был способны только Росас. Все, что избежало его мести, искало спасения в бегстве за Кордильеры, в Чили и другие места. Немногие отделались счастливо: большую часть сразил холод и голод на высоте снежных вершин Кордильеров. Для оставшихся в республике противников диктатора наступило страшное время. Если все правда, что рассказывают путешественники и аргентинские писатели, то правление Нерона и Тиверия покажется отечески-нежным в сравнении с росасовым. Духовенство помогало тирану в преследовании всего умственного и благородного. Епископ Хосе-Мануэль Эйфрачно называл дикого гаучо божественным героем, благословлял его и говорил: «Истинная, христианская любовь, сильная и возвышенная, ведущая ко спасению, требует уничтожения безбожной толпы, врагов Бога и людей: настоящая христианская любовь требует уничтожения диких унионистов!» Надобно помнить, что Магариньос Сервантес, рассказывающий все это, сам строгий католик.
В помощь себе, Росас основал тайное общество, и назвал его масхорко (початок кукурузы), потому что члены его должны быть так же тесно связаны между собою, как семена маиса на своем початке. Все отверженные и развратные люди принимались в это общество, давая клятву беспрекословно исполнять волю тирана. Ужас сковывал Буэнос-Айрес при слухе о злодействах, совершавшихся каждую ночь масхорками. Каждый день, по утрам, находили на улицах изуродованные, неузнаваемые никем трупы; много было разорено домов, обесчещено женщин, расхищено имений. «Дикие унионисты должны быть окончательно истреблены,» говорил диктатор, «одна мысль принадлежать к этой орде есть уже смертный грех!» Читая показания очевидцев, не верится, люди ли были эти испано-португальские американцы, и отказываешься судить о них по мерке наших убеждений. Это люди, испорченные клерикальным воспитанием, дикари, уверенные, что при всех преступлениях можно примириться с Богом несколькими наружными обрядами. Пойманные унионисты судились сотнями, и головы их выставлялись публике, насаженные на шпицах решеток. Кто произносил хоть слово сострадания к одному из этих «безбожных изменников», подвергал свою жизнь тому же; где их находили, там и убивали. Даже трупы врагов Росаса вырывались из могил и бросались на съедение собакам. Дои Хосе Ривера Индарте, издатель журнала El National, и Варелла, издатель El Соттегсго del Plata, были решительными врагами Росаса и оба погибли в борьбе с тираном. Индарте был автором ужасной обвинительной брошюры Tablas de Sangre (кровавые списки), в которой он пересчитывает все жертвы от тридцать девятого до сорок третьего года (в этом году бесстрашный муж, по повелению Росаса, был отравлен), день и месяц их смерти, и каким образом они были убиты. Из этого сочинения видно, что лишенных жизни было: