Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах (Вышеславцев) - страница 55

До острова Амстердама, 3,000 миль, шли мы две недели: быстрота странная, от которой иногда кружилась голова! Здесь, на прощанье с осенью, шторм трепал нас целую ночь; но он был последний, мы уже привыкли к его обращению и были почти спокойны. По мере приближения нашего к севёру. погода становилась лучше, ветер стих, и наконец настали штили: целые недели мы едва двигались, причем, однако, качка была большая, потому что зыбь океана редко улегается совершенно; паруса плескались и хлопали в бессилии; дни тянулись бесконечно. Неразлучными спутниками нашими во все время плавания были альбатросы и петрели, доставлявшие нам некоторое развлечение, вместе с китами, которые иногда пускали свои фонтаны очень близко от клипера. Европейцы так часто бороздят теперь моря своими судами, что скоро, кажется, киты сделаются ручными.

Течь наша стала увеличиваться и дошла до десяти дюймов в час. Течь, как нечистая совесть, мучила нас при каждой «свежей» погоде или внезапном ветре… Половина команды не отходила от помп. Но все это прошло, все уже позади, и, может быть, все это было нужно, хотя бы для того, чтобы дать нам живее и полнее насладиться роскошною природой Явы, по берегам Зондского пролива.

Берега эти до того прекрасны, что, проезжая мимо их, невольно воображаешь земной рай, 8-го июля увидели мы берег, далекий, синеватый; потом, скоро, вместо диких скал и утесов, которые мы привыкли встречать при приближении к земле, как например на Мадере, Тенерифе и мысе Доброй Надежды, мы увидели здесь горы и долины, покрытые самою роскошною зеленью. Масса девственного леса зеленым ковром спускалась по уступам холмов в тихое, спокойное море. Как все показалось нам радостно и ново после такого пути: и цветущая зелень дерев, и просветы между высоких стволов пальм и папоротников, и вся эта роскошная растительность, убравшая развесистым деревом или кустом каждый камень, выступивший в море! Везде, куда ни посмотрим, так тенисто, свежо, заманчиво; вдали синеются леса; в долинах, на яркой зелени, цветы ласкают зрение разнообразными переливами красок; кой-где из-за темной группы дерев вьется струйка дыма; у берегов, как лебеди, плавают лодки (проа) малайцев, сияя на солнце белыми парусами. Что за природа, что за виды!.. День плавания Зондским проливом показался мне днем, прожитым какою-то сказочною жизнью, страницей из Шехеразады!..

На каждом шагу приставали к нам малайские лодки с ананасами, с кокосами и обезьянами; даже некрасивые малайцы, полуобнаженные, в чалмах, какая-то гармонировали и с лодками своими, и с окружающею их местностью. Мы шли вдоль берега Явы и по ночам становились на якорь. Я вставал до восхода солнца, которое на моих глазах будило здешнюю красавицу-природу; просыпалось население лесов и вод, невиданные птицы перелетали между дерев, раздавались неслыханные голоса, солнце освещало незнакомую, роскошную зелень. Вместе с первыми его лучами, целые флотилии приморского населения малайцев неслись к Суматре или в море, на рыбную ловлю. Слева, почти на каждой версте, открывался новый островок, один красивее другого: этот поднимается вдали туманною пирамидой до облаков; за ним другой, как старый запущенный сад, темнеет группами столетних дерев; третий красуется, как корзина с цветами, среди неподвижных, нежащихся вод; но эти столетние деревья были не простые, a те самые, за которые мы платим большие деньги: черное дерево, баобаб, красильное и проч. Можно засмотреться на их красивые формы, которые ждут Рейсдаля и Клод-Лоррена тропической природы. Иногда, у берега, рассмотришь черную обезьяну, которая, забравшись на вершину громадного дерева, беспечно качается на ветвях, не боясь упасть в море. И вдруг, почти мгновенно, вся эта картина рая омрачается: налетит гроза, окрестность потемнеет, как при затмении солнца, засверкает тропическая молния, и загремит тропический гром.