— Чем пораскинули? Что ты несешь! Никак оно с твоим не связано.
— Откуда ты знаешь?
— Викорн сказал. Предупредил: если станешь звонить, отвечать — не связано, и все.
— Он назвал тебе человека, кто это сделал?
— Нет.
— Зато сказал, кто этого не делал?
— Может быть.
— А не говорил ли он тебе, что некий высокопоставленный банкир по фамилии Танакан не имеет к этому делу никакого отношения?
— Да. То есть нет. Я больше не хочу с тобой разговаривать.
Куракит разъединился. Я позвонил опять.
— По крайней мере назови адрес, где обнаружили тело.
— Нет. Мне не разрешили.
На этот раз разъединился я. Есть другие возможности узнать то, что мне требовалось. Я опять позвонил доктору Супатре и спросил, какой адрес стоял в формуляре, который Куракит заполнил при передаче убитой в морг. Ей некогда было мною заниматься, но она обещала переслать формуляр по факсу. Таким образом, мне будет известен номер удостоверения личности Нок и адрес ее родной деревни. Пока я ждал факс, позвонила агент ФБР.
— Знаешь, Сончай, я думаю, ты творишь злое дело, — заявила она. — Я долго размышляла и не могу подобрать иного слова. Во всем этом есть что-то от Средневековья — словно собираются кастрировать мальчиков для хора. Он поступает так, чтобы продавать тело?
— Я уже объяснял, почему он так поступает.
— Не верю. Это все восточные штучки. Я начинаю понимать, что здесь происходит: вы продолжаете играть в старинную игру — пытаетесь выдать отвратительное за хорошее, чтобы получить возможность продать.
— Реклама — изобретение Запада. Вспомни, как рекламируют сигареты. Изображают чистейший горный поток, чтобы всучить отраву, от которой заболевают раком легких. Меня всю юность бомбардировали такой рекламой. И тебя, наверное, тоже. Просто ты хватанула дозу культурного шока.
— Абсурд! Сначала все отрезать, а затем конструировать искусственную вагину. Фу!
— А как насчет имплантантов груди? Если они вызывают у тебя такое же чувство, собери в своей стране людей и начни кампанию. Будет чем заняться на несколько десятилетий вперед.
Кимберли фыркнула в трубку.
— Думаешь, я одна из тех никчемных белых дамочек, которые бесятся с жиру и от нечего делать треплют о чем попало?
— Я думаю, ты влюбилась в Лека.
Американка некоторое время молчала, а затем осторожно заговорила.
— Он «голубой»?
— Будда праведный! Нет! Он не знает, что такое секс, и скорее всего никогда не узнает. У таких типов, как он, вся страсть уходит в разговоры. Когда же речь заходит о вере, они могут быть излишне щепетильными. Я тебе уже сказал: он женский дух в мужском обличье. И все, что ему требуется, — выразить свою внутреннюю сущность. Извини, это все очень непросто. — В раздражении я разъединился.