Дальше мы молчали в ожидании первого прыжка. Наконец Краснова объявила:
– Двигательный отсек докладывает о готовности к гипердрайву. Начат тридцатисекундный отсчёт.
Я привычно бросил взгляд на дисплей, куда выводились характеристики пульса членов экипажа – по правилам каждый был обязан носить на запястье специальный браслет с датчиком. Показания свидетельствовали, что все на корабле бодрствуют. Гипердрайв не жаловал спящих.
Тридцать секунд истекли, и мы вошли в сверхсветовой прыжок – спокойно и буднично, как делали это многие тысячи раз. В момент перехода в гипердрайв все люди на корабле почувствовали лёгкую заторможенность, словно мысли в наших головах внезапно натолкнулись на невидимый упругий барьер. Но уже в следующую секунду барьер исчез, и всё нормализовалось. К этому явлению мы привыкли ещё со школьных лет и перестали обращать на него внимание.
Краснова доложила:
– Системы гипердрайва работают в стабильном режиме. Расчётное время прыжка – 8 минут 52 секунды. Протяжённость – 0,47 парсека.
Все обзорные экраны в рубке зияли чернотой. Они ничего не показывали, так как снаружи ничего не было. Даже вакуума. Мы, астронавты, употребляем слова «лететь» и «полёт», подразумевая под этим последовательность прыжков; но никогда не называем полётом сам прыжок – тем более полётом в гиперпространстве. Потому что нет никакого гиперпространства; есть лишь Абсолютное Ничто, Предвечная Пустота, которую мы пронзаем, чтобы добраться до звёзд. Пустота более ужасная, чем любой океан энергии…
Когда в 2177 году, немногим более четырёх столетий назад, была разработана теория гипердрайва и создан первый космический аппарат, который за сотые доли секунды преодолевал несколько астрономических единиц, всё человечество возликовало. Звёзды, которые раньше казались такими далёкими и недоступными, вдруг стали близкими и достижимыми. Перед людьми открылась дорога в Большой Космос, не ограниченный пределами Солнечной системы. Дорога к другим мирам, к новому жизненному пространству.
Затаив дыхание перенаселённая Земля следила за экспериментами с животными – от мышей до обезьян. Потом медики долго наблюдали за четвероногими астронавтами, проводя различные тесты, пока не пришли к единодушному выводу, что гипердрайв не оказал на них вредного воздействия. Наконец настала очередь человека… и по всей планете прокатился вздох ужаса и разочарования.
Сверхсветовой прыжок не убивал людей, но полностью лишал их рассудка, превращал в безмозглых идиотов. Одно короткое мгновение гипердрайва буквально плавило человеческие мозги, тогда как разум животных – и примитивный мышиный, и высокоразвитый у приматов – при этом нисколько не страдал. Положение не спасали и мягкие формы анабиоза вроде гибернации. От безумия предохраняло только полное замораживание в криогенных камерах, но тут возникала другая, тоже неразрешимая проблема – в среднем восемь из десяти человек, подвергнутых жёсткому анабиозу, так и не оживали после размораживания, а уцелевшие нуждались в длительной восстановительной терапии. А если учесть, что там, у других звёзд, не было никого, кто мог бы оказать медицинскую помощь оживлённым людям, то вероятность смерти возрастала до всех ста процентов.