– Да. Здесь. У порога.
– Нет. Зачем?
– Не имею представления. Вы много получаете, мистер Скотт?
– Что?
– Вы работаете?
– Ну, я...
– Да или нет?
– Я прохожу практику на одном заводе. Готовлюсь занять ответственную должность. Отец был убежден, что администраторы должны пройти всю служебную лестницу снизу доверху.
– Вы были согласны с ним?
– Да. Конечно.
– Где вы... проходите практику?
– На заводе в Нью-Джерси.
– Как долго?
– Шесть месяцев.
– Сколько вам лет, мистер Скотт?
– Двадцать семь.
– А чем вы занимались до того, как поступили на тот завод в Нью-Джерси?
– Несколько лет я пробыл в Италии.
– Чем занимались?
– Развлекался. Когда умерла мать, она оставила мне немного денег. Я решил истратить их после окончания колледжа.
– Когда это было?
– Мне исполнилось тогда двадцать два года.
– И с тех пор вы все время находились в Италии?
– Нет. Правительство нарушило мои планы. Еще до окончания колледжа мне пришлось два года прослужить в армии.
– А потом вы поехали в Италию, верно?
– Да.
– К тому времени вам было двадцать четыре года?
– Да.
– Сколько денег у вас было?
– Мать оставила мне тридцать тысяч.
– Почему вы вернулись из Италии?
– У меня кончились деньги.
– Вы истратили тридцать тысяч долларов за три года? В Италии?
– Да.
– Истратить такую кучу денег в Италии! Многовато!
– Разве?
– Я хочу сказать, что вы жили на широкую ногу.
– Я всегда жил на широкую ногу, мистер Карелла, – сказал Марк, широко улыбаясь.
– А что это за должность, в которой вы практикуетесь?
– Администратор по торговым делам.
– Без всяких почетных званий и титулов?
– Просто администратор по торговым делам.
– Сколько платят на такой должности?
– Наш отец не хотел баловать своих детей, – ответил Марк.
– Он понимал, что его дела пойдут кувырком, если он просто поставит своих сыновей на высокооплачиваемые должности, не научив их как следует бизнесу.
– Сколько вы получаете, проходя практику?
– Пятнадцать тысяч.
– Понятно. И вы жили на широкую ногу. Десять кусков в год, да еще в Италии! Понятно.
– Это минимальная плата, мистер Карелла. Отец имел намерение полностью передать Скотт Индастриз своим сыновьям.
– Да, его завещание, несомненно, подтвердит это намерение. Вы знакомы с его завещанием, мистер Скотт?
– Все мы знакомы. Отец не делал из него тайны.
– Понятно.
– Скажите, мистер Карелла, вы думаете, что я убил собственного отца?
– А вы убили его, мистер Скотт?
– Нет.
– Он покончил с собой, верно, мистер Скотт?
– Да, верно. – Марк замолчал. – Или вы думаете, что я влез в комнату через щель?
Вот он – город. Открытый для поздних развлечений, одетый в блестящий черный атлас ночи с ярко-красной оторочкой огней, с гирляндой алмазов в волосах. Квадраты витрин заведений, открытых круглые сутки, мерцающий в темноте назло звездам светлый туман в воздухе у невероятно далекого горизонта. Город словно красотка с ослепительным ожерельем на стройной шее – красный и зеленый свет транспортных магистралей, янтарь уличных фонарей, ослепительное сияние люминесцентных ламп на Дитовернер Авеню. Круглые мясистые плечи красотки колышутся в такт ночной музыке, эта музыка заставляет взволнованно вздыматься ее полные груди: мрачная и таинственная музыка, просачивающаяся из стриптизных подвальчиков Изолы, пробивающая себе путь с математической точностью из прохладных бистро, рассыпающаяся причудливыми ритмами из ночных клубов. Шоссейные дороги сияют, как реки, отражением разноцветных огней, сжимаются на перекрестках, словно тонкая талия, потом расходятся, как широкие бедра, на юг и на север. Они распрямляются, будто стройные ноги, чьи лодыжки закованы в браслеты неоновых огней, и становятся все уже, как узкие следы модных туфель на высоких каблуках, идущих по мокрому асфальту.