И все-таки однажды молодая хозяйка не выдержала и спросила:
— Ты вспоминаешь француза, отца своего ребенка?
— Да, — коротко ответила Тулси, продолжая расчесывать волосы Урсулы, которая сидела за туалетным столиком в своей спальне.
— Что он говорил тебе? Что женится? Признавался в любви?
— Да.
— Вы слишком разные!
— Да, — в третий раз сказала Тулси и, с трудом подбирая слова, добавила: — Мы были похожи в том, что позади нас все рухнуло, сгорело дотла, но мы оба хотели жить.
— Думаешь, этого достаточно? Любовь вырастает и распускается подобно цветку, ее корни не во внешней жизни и обстоятельствах, а в сердце. Любовь вливается в душу, словно сияние; говоря иначе, ее дает Бог. Я видела ваши храмы — у вас иное представление о любви! И очень непонятные боги!
Она с неприязнью вспомнила, какой восторженный, полный огненного безумства взгляд был у Франсуа, когда он рассматривал один из храмов.
— Любовь охватывает и душу, и тело, — прошептала Тулси, но Урсула упрямо и с некоторым пафосом повторила:
— Телесная страсть порочна. Настоящая любовь — в сердце. Можно хранить верность любви, даже если знаешь, что больше никогда не встретишься с человеком, которого любишь.
Обе тайком вздохнули и задумались об одном и том же мужчине, имя которого — Анри де Лаваль.
Понемногу они узнавали друг о друге все больше и больше, но имя Анри не было произнесено, и обе пребывали в неведении.
Невидимая стена рухнула в тот день, когда Франсуа Друо пришел домой с вестью о новом назначении.
Урсула гуляла в саду, вспоминала Париж и представляла, как сейчас выглядит ее родной город. Сумрачное небо почти опустилось к земле, сырой ветер гнет голые ветви деревьев, мокрая от дождя мостовая отливает тусклым серебром, а Сена выглядит мутной и темной. А возможно, деревья белы от снега или инея и река поблескивает льдом! Подумать только: жизнь на одной планете, под одним и тем же небом может быть такой разной!
В глубине сада почти не ощущалось движения ветра; он словно запутался в высоких и пышных кронах. Полные жизни деревья широко раскинули сильные ветви. По земле разбежались шаловливые солнечные блики.
Урсула неторопливо шла, задевая подолом платья головки цветов, наклонялась, срывала их, нюхала, наслаждаясь ароматом нежной пыльцы. У фонтана она остановилась, вдыхая прохладный воздух. Фонтан был выложен крупными белыми камнями, вода казалась чистой, освежающе ледяной. Молодая женщина подставила пальцы под упругие струи и услышала:
— Урсула! Вот ты где!
К ней спешил Франсуа.
Он слегка запыхался и выглядел возбужденным. Камзол был распахнут, а напудренный парик, который Франсуа, невзирая на жару, надевал поверх своих черных волос, съехал набок.