— Одно хорошо: война идет здесь, а не в Германии.
— Это верно, — неожиданно вставил я, появившись у них из-за спин. — Но еще лучше, когда войны вовсе нет.
Они были рады моему возвращению. Мы еще какое-то время поговорили на разные темы, пытаясь хоть на какое-то время отвлечься от войны. Но все сводилось именно к ней. Я пытался узнать у них, что намечается, но они и сами толком не знали. Русские отступают, и надо бы их добить окончательно. Нас отправляют на передовые. Через несколько дней мы выступаем, чтобы занять одно местечко.
И когда наступил тот день, мы выдвинулись. В этот день стаяла солнечная погода. Мы выдвигались на заранее подготовленную позицию, с которой и должны были начать наступление. Но пришли мы уже ближе к вечеру. Смеркалось, и я сделал вывод, что атаковать будем ночью, как обычно. Пока что мы движемся походной колонной, но вскоре неожиданно по нам начался обстрел. Земля дрожит, слышатся крики, снаряд угодил в замыкающий колонну взвод, и осколки основательно потрепали его. Мы бросаемся врассыпную и падаем ничком, но в то же мгновение я снова замечаю что то. Чувство напряженности, которое всегда под огнем бессознательно диктовал мне кабан, не помешало бы мне сейчас. Но все же я сдерживаюсь, и не одеваю его, продолжая держать во внутреннем кармане. Еще мгновение — и я ощущаю в левой ноге резкую, как удар хлыста, боль. Та сама, которую я лечил эти два месяца.
Я с трудом отрываюсь от земли и бегу как могу. Надо перемахнуть через живую изгородь. Превозмогая боль, я отталкиваюсь в прыжке от земли, и перепрыгиваю эту изгородь. Снаряды рвались постоянно. Крики и стоны раздавались отовсюду. Странно, ведь атаковать должны были мы, а не нас. Перемахнув через изгородь, я направился к воронке, надеясь, что в одну и ту же воронку снаряд дважды не попадает. Вскоре начался пулеметный огонь. И я не знал наши это, или по нам бьют, но лучше не высовываться из воронки.
Рядом со мной с шипением падает небольшой снаряд. Я не слышал, как он летел, поэтому сильно вздрагиваю от испуга. В следующее мгновение меня охватывает беспричинный страх. Я здесь один, я почти совсем беспомощен в темноте. Быть может, откуда-нибудь из воронки за мной давно уже следит пара чужих глаз и где-нибудь уже лежит наготове взведенная ручная граната, которая разорвет меня. Может настал мой последний день. А ведь после сегодняшней битвы, меня ждал отпуск. Как все меняется. Что же произошло?
Голова у меня гудит от суматошно толкущихся в ней мыслей. Я словно на яву вижу проволочную сетку, у которой стоят русские с их развевающимися бородами. Они смотрели на меня своими странными глазами. Абсолютно дикие и звериные. Они жаждали вырваться из своего лагеря, в котором их держали. Они хотели посадить туда меня. Нет. Они хотели растерзать меня как животные. Я попытался выбросить эти мысли из головы.