Но подойдем ближе к делу ввиду того, что нас, русских людей, больше всего интересуют события, в которых принимали участие русские и советские люди. Одни на стороне Совсоюза, другие против него. Одни на бесчисленных военных и гражданских постах борющегося за свое существование Совсоюза и вождей Компартии, другие против них, в многочисленных военных подразделениях, созданных немцами, на гражданской службе в роли коллаборантов, людей ошельмованных не только усердными служителями компартии, но и иностранцами, союзниками Совсоюза, которые не остановились отдать на смертные муки и позорную смерть всех «изменников родины».
Со времени войны прошло 22 года и за это время появилось множество литературных произведений на русском языке на нашей бывшей родине, и очень мало здесь за рубежом. Писали во время войны и продолжают писать до сих пор, и, наверное, нескоро остановятся. И, наверное, через много лет, лет через пятьдесят будет новый Толстой, который напишет новую «Войну и мир». Ему будет нелегко, в особенности потому что, как русскому человеку, ему будет импонировать военная и гражданская доблесть советских людей, защищавших свою родину и ему будут претить фашистские захватчики и те, чрезвычайно многочисленные «изменники», которые этим фашистам служили, следуя идеалам, ничего общего с этой службой не имеющим.
Но, если этому новому Толстому не удастся преодолеть свою национальную гордость, у него ничего не получится. Как не получилось у множества советских писателей. А у них ничего не получилось потому, что не было у них нюансов в красках, которыми они клали мазки на огромные полотна, посвященные этим страшным годам. У них были только две краски: розовая и черная. Все розовое, что касалось советских патриотов, все черное, чем были расписаны фашисты и их «презренные слуги». Короче: немцы — фашисты: негодяи, трусы и звери, еще хуже, презренней — их слуги, «изменники родины». В то время, как советские патриоты: рыцари без страха и упрека, храбрые, самоотверженные, благородные защитники всех угнетенных и оскорбленных.
Следствием такого подхода к литературному труду, подхода, легко объяснимого исполнением заданий компартии и их вождей, и явились постоянные неудачи. На сотнях страниц их романов перед нами проходят, говорят, страдают и умирают не живые люди, а мертвые марионетки, которых дергают за веревочки ловкие фокусники и за которых вещают по заранее подсунутым шпаргалкам опытные чревовещатели. Результат: часто талантливо написанные произведения обращаются в ворох макулатуры, осужденной к забвению еще нашим поколением. Но, конечно, бывают исключения, увы еще редкие и несмелые попытки вырваться из этого заколдованного круга фикций и лжи, которыми окутана литература там на родине.