Но двое главных подготовили измену точно и осторожно, указывая на выгодную сторону задуманного дела. Ведь нужно же было озаботиться о судьбе города и населения района и, рискнув, при новой власти извлечь личную пользу. Потому что ясно всем, что большевикам пришел все таки долгожданный конец и риск был совсем небольшой и игра стоила свеч…
Стояли толпой, оглядываясь на закрытые ставни обывателей и терпеливо ждали освободителей. А летнее солнце поднималось все выше, в городе и вокруг него становилось все тише, бой стремительно уходил на восток и постепенно утихал, но вот немцев все не было. Это становилось странным, непонятным… это беспокоило и все больше пугало…
В центре депутации, выставив вперед живот, стоял агроном Иванов, толстый старик с козлиной бородкой, перед собой держал большой поднос, накрытый вышитым полотенцем, на подносе каравай темного хлеба с вдавленным в него блюдцем с крупной солью. Невдалеке от толпы бетонный памятник Сталину, большой и серый, тыкающий рукой в сторону реки, дальше пустынные улицы со слепыми домами, по которым ходил отряд Шаландина, наспех вооруженный дубинами и следил за порядком, ловил саботажников-поджигателей, которые старались исполнять приказы товарища Сталина и уничтожать все, что мог бы использовать враг для своих войск.
К полдню Шаландин вернулся на площадь и подошел к Иванову: «Ну, Иван Васильевич, у меня все в порядке, а как у вас? Не видно немцев, не торопятся сукины дети?»
— «Да, нет. Черт знает что творится. Почему такая задержка? Может быть что нибудь случилось и наши вернутся? Вот влипнем тогда!» — «Ну что вы? Где им вернуться. Теперь большевикам крышка! Слышите где стреляют? Километров за тридцать, если не дальше! Теперь уж пойдет. А я вот Медведева поймал еще с двумя. Электростанцию взорвали сволочи. Я там оставил своих людей тушить, а саботажников посадил в милиции…» — «Медведева? Вот это здорово! Значит до конца решил нам портить. Подождите, мы ему теперь все припомним, немцам его выдадим… а?» — «Конечно… но все таки что же делать? Надоело дураками здесь стоять, может быть пока что пойдем по домам?» — «Ни в коем случае, уйдем не соберем снова людей, и то уже оглядываться начинают. Будем ждать… больше ждали меньше осталось. Только вот что, братец, сбегай-ка за Верой. Она хорошо знает по немецки, пусть придет поможет нам с немцами объясняться, а то еще чего доброго нас здесь перестреляют…»
Шаландин ушел, а Иванов, передав поднос другому старику, устало опустился на пьедестал памятника Сталину и задремал.
***
Они остановили свои машины на перекрестке дорог… перед ними прямое, как стрела, уходило на восток московское шоссе, вправо в лес вела проселочная дорога в лощину к городу. Капитан Розен, длинный тощий немец, белобрысый, с моноклем в глазу, достал из полевой сумки карту, внимательно ее рассматривал, водя своим отточенным ногтем по красным кружкам и квадратам, внимательно оглядываясь в лес и лощину.