– Да… – Лавров подкрепил свое «да» движением век. – Прежде всего поедут сибиряки, уроженцы лесных и горных регионов. Поэтому думаю взять рядовых Бегунца, Усатова, Борисенко, сержантов Красилина и Маслюхина. Все уже, как у нас тут говорят, «на выданье» – прошли полный курс подготовки, так что не подведут.
– Ну, тебе виднее… – Генерал Федин поднялся из кресла. – Все, начинайте собираться, оформляй на себя и хлопцев командировки, упаковывайтесь, и завтра в семь ноль-ноль – в дорогу!
Поручив организацию сборов своей команды сержанту Маслюхину, Андрей отправился домой. Несколько дней назад с очередной «вахты», как прозвал он эти поездки в Нижний Новгород, вернулась Галя. Теща слегла всерьез, и Галине приходилось теперь чуть ли не месяцами проводить у ее постели. Когда наступало облегчение и та могла передвигаться самостоятельно, Галя сразу же возвращалась к Андрею. Но проходила неделя, и в прихожей снова требовательно дребезжал звонок телефона.
Иногда случалось и так, что прибытие Гали совпадало с отсутствием Андрея. В такие, как он называл их, «замороченные» периоды они не виделись по месяцу и больше. Лавров понимал положение жены, которая была вынуждена буквально разрываться между ним и матерью.
Та так и не смирилась с тем, что дочь расписалась без ее благословления с «каким-то непутевым майоришкой». Он догадывался, сколько нервов приходится тратить Гале на все эти дорожные мытарства, сколько ее душевных сил уходит на выслушивание необоснованных упреков в его и ее адрес, как ей сейчас приходится тяжело. Поэтому за год, прошедший с момента их знакомства, он ни разу ее ни в чем не упрекнул. Галина, несмотря ни на что, оставалась с ним, и Лавров это ценил чрезвычайно.
Еще во время разговора с генералом он ощутил внутренний укол – как же теперь сказать Гале, что он опять куда-то уезжает? За последний месяц вместе были-то всего меньше недели. Разумеется, Федину он и виду не подал, что не очень-то рад завтрашней командировке – армия есть армия, и здесь не принято капризничать «хочу – не хочу». И все же… Каково ей будет узнать, что он опять отправляется куда-то очень далеко, на неопределенно долгий срок?..
Войдя в прихожую, Андрей замер на пороге. Внутреннее чутье внезапно подсказало, что сейчас он узнает нечто такое, что его едва ли сможет обрадовать. Не разуваясь, он прошел к двери в зал и, заглянув, увидел Галину, которая паковала дорожную сумку. Внутри тут же словно что-то оборвалось. Какая-то последняя струна на незримой лире души, которая до сего момента, невзирая ни на какие передряги, продолжала упрямо вызванивать песнь их любви, песнь их – увы! – уходящего счастья.