Банда в законе (Зверев) - страница 107

Кадр, не меняясь, показывал комнату: скорее, тюремную камеру или нечто похожее. Стены, темные от влажности; грубый деревянный пол; в углу виден край матраса, лежащего прямо на досках… Окон не видно, свет льется от голой лампочки, висящей на одном проводе.

Длилась картинка долго – Стас даже перемотал – камера задвигалась. Перед ней возник человек крепкого телосложения, в черном спортивном костюме и лыжной маске-шапочке.

– Салам, Трофимов! – Хриплый гортанный голос выдавал национальность. – Мы тебе письмо записали. Веселое, – человек засмеялся. – Ты думаешь, можешь безнаказанно воровать? Что, сильный, да? Конечно, сильный – охрану купил, «погоны» большие – все тебе нипочем, да? Территории наши взять решил, будто своих мало… Нам все рассказали твои люди! Все знаем! Что, сука, неуязвимым себя почувствовал? Думаешь, бессмертный? Нет, дорогой, такое только в кино бывает… Мы сначала тебя наказать хотели так, по-божески, а потом нам предложили лучше вариант, и мы согласились… Ждешь, когда твоя дочь вернется? А она не может! Знаешь, почему? – Камера нервно дернулась. – Смотри!

Ракурс сменился, Хабаров краем сознания порадовался, что не поел. На залитом кровью полу ничком лежало расчлененное тело. Определить, кто это, казалось, невозможно, но Стас уже видел эти длинные черные волосы, сейчас некрасиво плавающие в темно-алой жиже… Рядом валялся смешной розовый мишка.

– Ну как? – кавказец явно улыбался. – Надеюсь, тебе понравилось – такой шанс! – увидеть изнутри то, что вырастил! Вини только себя – это ты виноват в случившемся, мы же не звери какие, просто так никогда не трогаем… Прощай, Трофимов!

На экране пошла рябь – запись кончилась. Стас трясущейся рукой, едва попадая по кнопкам, выключил телевизор.

– Суки! Ах, суки! Ну ничего! Ничего! – он лихорадочно бормотал в пустоту, глаза горели безумным огнем. – Убью! Всех убью! До единого! Вырежу! Так же сделаю, как они… Надо пилу купить! Ах, суки!

Хабаров еще долго бормотал, ему казалось, что время остановилось, сжавшись до микроскопической пыли, и больше ничего, кроме страшной видеозаписи, на свете не существует. Как вообще человек способен на такой поступок? Ведь, наверное, после съемок он пошел домой, обнял жену, поцеловал ребенка, съел тарелку супа… А за час до этого пилил другого, чужого ребенка. Ради мести, ради вонючей территории, ради героина, ради денег, с кровью вырванных из жил города…

– Накажу! – Он, тряхнув головой, поднялся с дивана. В темноте жутко светились зеленоватым светом глаза: если они – зеркало души, то сейчас в них плескалась смерть.