– Ты что, не понял?! – кричал Дима на Шамиля.
И Шамиль понял. Понял, что надо двигать носом дальше, вдоль следующих багажных мест. Он понюхал пару сумок, коричневый чемодан, баул, завернутый в полиэтилен. Учуял запах неплохой сухой колбасы, табака, сала. Из пасти свесилась и достала до пола слюна голода. Остановился. Оглянулся на хозяина.
«Опять? – испугался Дима и тоже оглянулся, посмотрел на грузчиков, шедших к багажной тележке, оставленной возле открытых ворот. – Да ну его! Не будет сегодня наркотиков! Я сказал!!!»
Подуманные слова так громко прозвенели в голове у Димы, что он снова оглянулся. Боясь, а не услышал ли их случайно кто-нибудь. Но рядом никого, кроме Шамиля, не было.
– Лежать! – скомандовал ему Дима.
Достал сигарету и тоже отправился к открытым воротам покурить.
Навстречу неторопливо шагали грузчики. Женя толкал впереди себя багажную тележку.
Киевская область. Макаровский район. Село Липовка
За окошком всю ночь завывала метель. Завывала так сладко и одновременно сказочно-зловеще, что Ирине снились сны в стиле «экшн»: то она убегала от кого-то по зимнему ночному лесу, то гналась за кем-то, то несла куда-то сквозь пургу свою трехмесячную дочурку, укутанную в одеяльце и плед, прижимая ее к груди. Так всю ночь и пробегала по заснеженным снам, а проснулась мгновенно, как только будильник запищал. Она специально старый будильник, который громко звенел, отдала матери, а себе купила электронный с писком. Писк будит мягче, не «по-армейски». Тем более, это было важно еще и потому, что когда человек просыпается мягко, то не делает никаких резких движений. А у Ирины всякое резкое движение отзывалось болью в груди.
К началу пятого утра метель за окном успокоилась. Заварила себе Ирина чаю с листьями смородины, намешала в литровой банке молочной смеси для дочурки и поставила банку на теплый котел в бойлерной. А сама стала на работу собираться.
Перед уходом зашла в спальню к маме, поцеловала ее, уже проснувшуюся, в щеку.
– Если будет свежий «Украинский», привези! – попросила мама.
Ирина кивнула. Завязала на голове серый пуховый платок, который больше бы подошел пожилой женщине, а не молодой маме, но зато был теплым и нежным. Застегнула молнию на длинной куртке и вышла в темное зимнее утро, а точнее в «пограничное» время суток, когда ночь – уже не ночь, а утро – еще не утро.
Остановилась на краю дороги. Ожидала сразу увидеть приближающиеся круги желтых фар маршрутки, но дорога была пустынна и сливалась с глубокой молочной серостью, прикрывавшей и ближайшие деревья, и столбы, и забор сельского кладбища.