Странно и печально закончилась карьера и жизнь этих людей. Сухомлинов по должности военного министра был привлечен к следствию и заключен под стражу>1. Полное бесславие было уделом его последних лет после столь блестящей карьеры. Рузский же, впоследствии главнокомандующий Северным фронтом, прославился удачными операциями в начале Великой войны и получил генерал-адъютантские аксельбанты, а в конце концов был принужден бежать на Кавказ, где был схвачен большевиками и зарублен в числе многих заложников.
Из более ярких проездов через Волочиск припоминается проследование в отдельном поезде персидского шаха>4. Его встречали по высочайшему повелению свитские генералы и гвардейские офицеры во главе с генерал-адъ-ютантом Арсеньевым. Дан был парадный обед, но шах не выходил из поезда, простоявшего всю ночь на запасном пути на станции, так как шах не мог спать во время движения. Нас поразил тогда окружавший шаха восточный этикет, по которому его министры чуть ли не ползком приближались к свое-
Россия в мемуарах
му повелителю и тем же способом удалялись от него. Этого властелина постигла также незавидная участь: немного времени прошло, и он появился в Одессе после отречения от престола частным человеком.
Вне времени прохода поездов Волочиск замирал и все жандармские и таможенные чины занимались в канцеляриях или отдыхали в ожидании следующих пассажиров.
Пробыв в Волочиске один год, я был переведен в Киевское железнодорожное полицейское управление, на строившуюся железную дорогу. Работы там было мало, почему меня прикомандировали к политическому Киевскому губернскому жандармскому управлению. Там мне пришлось служить под начальством генерала Новицкого, бывшего в свое время выдающейся личностью, но тогда толстым, громоздким и старым, говорившим лишь о прошлом и со злобою о настоящем.
В Киеве впервые пришлось мне участвовать в обыске у политических. Эта обязанность являлась самой неприятной стороной жандармской службы, оставляя тяжелый осадок у руководителя обыска и озлобление или горе позади его в окружающей обыскиваемых среде; горе подчас незаслуженное, вследствие отсутствия в этой среде сочувствия к деятельности какого-нибудь своего родственника или жильца, даже и не подозреваемого ими в революционной деятельности, но подводящего ее на такую крупную неприятность. Бывали случаи, когда обыск открывал глаза родителям и близким на причастность сына или родственника к революционным организациям, приводя их в искреннее отчаяние. Мой первый обыск не принадлежал к числу таковых; косвенно пострадавшим лицом была лишь чужая обыскиваемому женщина, содержательница меблированных комнат. Тем не менее припоминаю ясно все свои переживания этого моего первого обыска.