– Полуостров Кони, – сочувственно объяснил ему Василич, едва Вадим вернулся в рубку. – «Застывшие судороги Земли», как писал о другом таком месте писатель Тимофеев.
– Федосеев, – поправил капитана Соловей. – И не писатель, а геодезист.
– Почему Кони?
– А пёс его знает. Назвали так. Другие геодезисты, коллеги Федосеева. Переврали какое-нибудь местное название. У нас это сплошь и рядом. Вот слово «Охотск», думаешь, от того, что на этом месте охота какая-нибудь особо шиздатая была? Щаззз… Это слово было такое ламутское – «окот» – река. Вот реку и назвали «Охотой» – получается «река Река». А море Охотское – речное море, понимаешь…
Из тумана, словно фигура наклонившегося великана, выступил силуэт скалы высотой с десятиэтажный дом.
– Ага, вот и Репкин палец, – хмыкнул Василич и сделал пометку на лоции.
– Ну и палец, – изумился Вадим. – А почему Репкин?
– А это Репкин шаркет об него раскололся в девяносто третьем… Покарал бог Репку. Давно я говорил: не надо так с людями обращаться, – назидательно поднял палец Василич, при этом непостижимым образом вывернул штурвал, обходя группу торчащих из воды рифов. – Как раз за год до того прихожу я в бухту Бабушкину, а там деда нахожу. Его Репка год назад оставил склад сторожить. Приду, говорит, за тобой в сентябре. А я его в июне аккурат нашёл. И как же, говорю я, ты год здесь выжил? А дед говорит: я барак на дрова пустил, сам в вагончике обитал. Жрал ту же рыбу, которую охранял. Потом ламуты подкочевали с оленями, он у них на несколько бочек рыбы выменял муку, сахар, мясо. Без ламутов бы он загнулся, наверное. Я Репке говорю: ты чего это людей на берегу бросаешь на год? А Репка ржёт: надо ж, какой дед стойкий попался! Я ему: креста на тебе нет, Репка, бог накажет! А Репка снова ржёт…
– Ну и вот, – Василич снова ловко вывернул руль, ложась на прежний курс, – года не прошло, обходит Репка Кони вот в этом самом месте. Штиль стоит полнющий, не то что сейчас. И вот доходит он до этого пальца – и ни с того ни с сего шаркет его тянет на скалу, так, что тот и газ прибавить не успевает. Какой-то водоворот, их здесь время от времени морское течение закручивает. И что ты думаешь – корпус о скалу раскололся, народ весь выбросило на берег. Всех, кроме Репки.
Вадим с ужасом поглядел на сплошной обрыв, который, похоже, протянулся на десятки километров в обе стороны от скалы.
– А вылезли все наверх по какой-то трещине, – успокоил его Василич. – Это ведь так, снизу, всё страшнее чёрта кажется. А там очутишься, на скале, морем тебя присыпает – жить-то надо, потихоньку-потихоньку и выберешься…