Надо сказать, что весь шестидесятикилометровый маршрут по невысоким и чрезвычайно удобным для пешей ходьбы сопочкам Угарцев дождя опасался, но сам дождь его миновал. И к вечеру второго дня усталый, но довольный геолог вернулся к лагерю.
Которого не было.
Справедливости ради надо сказать, что не было не только лагеря. Не было и той высокой косы, на которой этот лагерь стоял. Вместо неё от края до края террасы стояло ленивое бурое болото – разлившийся Чапальваам.
Дождь всё-таки настиг Угарцева…
Если бы Володя был немного внимательнее, то он бы сообразил, что дождь, судя по всему, идёт не меньше недели, и сперва он пролился над равниной, а только потом зацепился за покатые горы Анадырского водораздела. Поэтому тундра оказалась полностью напитанной водой, и к моменту, когда с гор прикатил мощный паводок, её резерв водоёмкости оказался исчерпан. Все низкие места мерзлотной равнины заполнила бурая холодная вязкая жидкость, которую только с большой натяжкой можно было назвать водой.
Ну а то, что в одном из понижений этой равнины некий охламон расположил свой лагерь, было всего лишь незначительной деталью происшедшего природного катаклизма.
Присел Угарцев на край берега и задумался. В каких-то детских уголках своей души он надеялся на чудо: вот сейчас, прямо на его глазах, вода схлынет, и на дне этого бывшего разливанного моря в целости и относительной сохранности обнаружатся его палатка, надувная резиновая лодка ЛЭ-ЗМ, вьючные ящики с вещами и образцами, ну и ещё некоторое количество столь же полезного барахла. Но даже поверхностное понимание сути вещей подсказывало ему, что шанс обнаружить даже половину утраченного примерно такой же, как найти серебряную гору Пильхуэрти Нейка или золото царицы Савской. В хребте Чаанай. Почему нет? Более того, понимал он и то, что для того чтобы схлынуть с плоской изъеденной термокарстом поверхности, этой жиже потребуется очень много времени – гораздо больше, чем он, штатный геолог при исполнении служебных обязанностей, может позволить себе провести на краю этой лужи.
Угарцев прошёл триста метров по течению Чапальваама, но никаких признаков унесённого снаряжения не обнаружил. Зато упёрся в затопленную старицу, которая, судя по всему, переходила в большое озеро (на карте оно называлось Чаячьим). Видимого маршрута для того, чтобы обойти эту гидросеть, он не обнаружил. В расстройстве Угарцев поднялся на ближайшую каменистую гриву (близость к обманчиво сонному Чапальвааму, неожиданно разверзшему свои хляби и поглотившему плоды человеческого гения, травмировала его неустойчивую психику), наломал мелких веточек, развёл костерок и принялся кипятить чай.