Сказки старого Вильнюса II (Фрай) - страница 147
Улица Стуокос-Гуцевичяус
L. Stuokos-Gucevičiaus g.
Красный, зеленый
— Сама не понимаю, что на нас тогда нашло, — говорит Тереза. — Никогда прежде не ссорились, даже по мелочам, что вообще-то было бы нормально, все люди время от времени ругаются, и влюбленные — тоже. Собственно, влюбленные — чаще прочих. Понятно почему: живешь практически без кожи, тебе то сладко, то больно, а чаще — то и другое одновременно. При этом пульт, управляющий твоими острыми ощущениями, в чужих руках, вот и орешь по любому пустяковому поводу, как будто тебя режут. И ведь правда режут, хотя далеко не всегда нарочно. Ужасная, в сущности, ситуация. Но это я по своим прошлым романам помню, а с Эриком с самого начала все было не так. Его присутствие каким-то удивительным образом отменяло боль — вообще, в принципе. Делало меня неуязвимой. В такой ситуации уже совершенно неважно, в чьих руках пульт. Это, собственно, круче всего.
— И все равно поругались? — недоверчиво спрашивает сестра. — Почему?
— Говорю же, чем больше об этом думаю, тем меньше понимаю. Как будто мы оба одновременно сошли с ума. Как будто это вообще были не мы, а вселившиеся в нас демоны, злые и очень глупые, средняя группа детского сада для умственно отсталых демонят. Такую чушь несли оба! И так искренне обижались, как и на самую горькую правду не всегда реагируют. Так, я знаю, обычно срываются люди, которые годами сдерживали взаимное раздражение. Но это не наш случай. По крайней мере, за себя могу поручиться. Нечего мне было сдерживать. Какое раздражение, ты что.
Сам не понимал, что на него тогда нашло.
Это уличное кафе очаровало Тони с первого взгляда. То есть не столько кафе, сколько соседствующий с ним забор. Вернее, не сам забор, а рисунок на нем. И даже не рисунок как таковой, а затеянная неизвестным художником игра с пространством, простая и радостная, как младенческие «ладушки». Бесконечная череда звонких соприкосновений двух реальностей — нарисованной и данной в ощущениях.
Условно бесконечная, разумеется. Ну и что.
Кафе стало для Тони чем-то вроде городских ворот. Входом в Вильнюс — парадным, для дорогих гостей, и одновременно черным, потайным, только для своих. Хотя формальное пересечение административной границы населенного пункта состоялось несколькими часами раньше.