По палубе мягко застучали подошвы сапог с тупыми носками. Прямая алая молния впилась в одну из плывущих прочь лодок, сквозь гулкий плеск волн о борт донеслись крики.
Бросив весло, Кирилл сел на носу и ухватился за свисающую с баржи цепь. Он мог бы нырнуть в воду, спрятаться где-то у борта или попытаться уплыть вдоль берега… мог бы, если бы умел плавать.
А еще мог, выхватив катану, взвиться на баржу и пронестись по ней, расшвыривая варханов, как отважный самурай сквозь ряды врагов, оставляя за собой корчащиеся тела и отрубленные конечности, спрыгнуть на берег, захватить броневик с квадратной башенкой, расстрелять из пушки все тачанки с уцелевшими врагами и спасти своих… но это все Кир мог сделать, если бы он был героем.
Вот только Кирилл не был героем. И он не умел плавать. Зато теперь он понимал: купол не преодолеть, глупая была идея, ведь он видел эти молнии — естественно предположить, что накрывший Москву огромный зеленый колпак смертелен для тех, кто приближается к нему.
Из-за всей этой беготни и прыжков, и близкой опасности, сердце колотилось как сумасшедшее. Палуба была над головой, расхаживающие там варханы пока что не заметили его — но это дело нескольких секунд. Кирилл сидел неподвижно. И размышлял: они не убивают всех подряд, часть людей берут в плен, а значит, возникает один важный вопрос. По-настоящему важный.
Для чего им пленники?
— А видели, на скотине той еще один серый сидел? Так вот, он уже мертвый был, когда Генка с Жориком стрелять начали. Понимаете? Не мы его завалили, — говорил сидящий позади Багрянец.
Сотник, сжимая рулевой рычаг и внимательно разглядывая извилистую, с горбатым растрескавшимся асфальтом дорогу, ответил:
— Серые еще до вас с кем-то дрались. Может, кого-то из них убили, а того только ранили, и они его везли назад, но он по дороге умер, еще до свалки. Только поэтому у вас и получился наскок… да и то, как сказать, получился или нет — друзья ведь твои погибли.
Пятиэтажки окраинного района остались далеко слева, впереди была заросшая кустарником и деревьями низина между пологими холмами. Через низину шла старенькая однополосная дорога, с которой давным-давно стерлась вся разметка. Солнце перевалило зенит, было тепло и душно, в кустах звенели насекомые.
Мотор тачанки гудел неровно, кряхтел и кашлял. Услышав сквозь шум тихое чавканье за спиной, Игорь оглянулся — Хорек дожевывал яблоко-луковицу, в другой руке его был ломоть мяса.
— Ты что, ешь это? — Сотник нажал на педаль тормоза. — Нельзя, отравиться можно!
— Чего это? — пробубнил мальчишка с полным ртом.