– Ты сравниваешь нас с варварами…
– Ну не вообще нас, нашу тактику ведения этой войны. Понадеялись на то, что от первого же тычка там все разбегутся. Франция застила глаза. Одной левой расправились с врагами на Балканах и решили, что всё теперь можно делать тяп-ляп. Побомбили англичан – бросили. Решили, что лучше с ними драться в Африке. Ничего и там не довели до конца – повернули на Восток… Знаешь, – Ротманн, вынув изо рта сигарету, сменил тон на более спокойный, – нам всем тогда, летом сорок первого, казалось, что нас ведет гений, просчитавший всю эту шахматную партию до последнего хода. Нам нужно только идти и ни о чем не думать. Даже те генералы, что были себе на уме, в августе уже потирали руки и подсчитывали оставшиеся дни. Я никогда не видел столько пленных. Казалось, сдавался весь мир, что лежал от нас на восток. А сколько у них было танков… Мы презирали их технику, а она оказалась лучше нашей. Ты видел летящий в атаку «Т-34»? Ты пробовал подбить его из нашей тогдашней 37-миллиметровки? До появления «пантер» летом сорок третьего им не было равных. Если бы они – русские – еще умели ими пользоваться… А потом, когда мы перешли к обороне, знаешь, что меня поразило? За нашей спиной тысячи их разбитых танков, самолетов, орудий и миллионы пленных. Всё, что у них было. Всё, что они сделали за годы подготовки к этой войне. А нас атакуют новые тысячи танков и бомбят новые эскадрильи самолетов. Миллионы новых русских солдат окружают нас, не считаясь с потерями. Они всё еще плохо пользуются своим оружием, атакуют бесхитростно, в лоб. Действуют напрямую, выполняя дурацкие приказы своих командиров. Но сдвиги уже есть. Они потеряют еще несколько миллионов, но неизбежно настанет то время, когда они научатся воевать. Почувствуют вкус победы, который опьянит их, как вкус крови. И тогда с их потенциалом, о котором наши генштабисты знать не знали и ведать не ведали, они неотвратимо сломают нам хребет. А теперь прибавь к этому западных союзников, которые тоже многому научились и боятся лишь одного – как бы большевики их не опередили и не проглотили Германию первыми и в одиночку. А с нею и всё то, что лежит от нее к востоку.
– И с такими мыслями ты воевал еще два года?!
– А что оставалось? А с какими, по-твоему, мыслями сейчас воюет вся страна?! С мыслями о победе? И будет воевать до конца! Можешь быть в этом уверен. Когда не останется стен, чтобы писать на них лозунги о мужестве наших сердец, мы будем писать их на развалинах. Кое-кто хотел, правда, что-то изменить…
– Ты сочувствуешь заговорщикам, Отто!