Локи поспешно сбросил с себя чешую и горько заплакал, униженно моля о пощаде. Но Боги ничего ему не ответили, лишь Фригг тихо сказала:
– Раньше надо было плакать. Тогда, когда ты смеялся.
И Тор не разжимал стиснувших пальцев, пока Локи вели обратно в пещеру. Асов не тронули даже слёзы несчастной Сигюн, пробовавшей заступиться за мужа. Сигюн привела с собой сыновей, но Нари и Нарви, ненавидевшие друг друга, даже тут не стерпели, затеяли жестокую драку. И тогда кто-то превратил их в волков, а может быть, волчьи шкуры сами прыгнули им на плечи, потому что это постине был день злых чудес. Говорят, сыновья Локи даже не заметили превращения: разорвали друг друга клыками насмерть. Асы взяли волчьи кишки и привязали ими Локи к трём плоским камням, поставленным на ребро посередине пещеры. И путы тотчас обрели крепость железа – не вырвется Локи до самой гибели мира, до Битвы Богов…
А Скади, не забывшая своего обещания поквитаться с ним за сгоревшие перья отца, принесла злую змею и велела ей капать ядом Локи в лицо. Потом Боги ушли, а верная Сигюн побежала за чашей и подставила её под ядовитые капли. Так она и стоит там до сих пор, плача над мужем и сыновьями, не смея прогнать змею и держа чашу в руках – единственное существо во всех девяти мирах, которому дорог мерзостный Локи, которое любит его… Порой чаша переполняется; тогда Сигюн бежит выбросить яд, Локи же воет, как дикий зверь, осыпает Сигюн проклятиями и корчится в путах с такой силой, что содрогаются гранитные горы, а Люди выскакивают из домов, спасаясь от землетрясения…
Сказывают, Боги однажды все вместе отправились в Нижний Мир навестить Бальдра: Один на Слейпнире, Фрейр в колеснице, запряженной вепрем Гуллинбурсти, Хеймдалль на коне Золотая Чёлка, Тор со своими козлами, Фрейя в лёгкой повозке, влекомой пушистыми кошками. Невесёлой, прямо сказать, была их поездка. А когда они возвращались назад, то приметили на краю Мглистых Пределов чей-то могильный курган.
– Могильный курган? Здесь, где умершие живы? – спросила печальная Фригг. – Есть, значит, вторая смерть, уносящая ещё глубже?
– Здесь властвует сон, а не смерть, – ответил ей Один. – Здесь спит пророчица, древняя вёльва. Она великанского рода и долго ходила по свету, а то и летала на своём посохе, как на крылатом коне… Когда же пришло её время – выбрала вечный сон, чтобы никто уже не тревожил её, не испрашивал предсказаний…
Тут он остановил Слейпнира и, соскочив, взошёл на курган. Молча смотрели Асы, как он поднял руку с ярко блеснувшим Драупниром и негромко спел заклинание – волосы зашевелились у всех, кто его слышал… И вот с тяжким вздохом раскрылся каменный холм, и перед Одином поднялась огромная тень, закутанная в бесформенный плащ.