– Скажите, Всеволод… А если бы я…
– Я обычно держу слово, – не оборачиваясь, сказал Севка. – Хотя иногда могу совершать поступки неожиданные, даже для меня самого. Так что вы уж там внимательнее с пациентом.
Севка прибыл домой, вымылся под душем – тщательно, в голове все еще звучали слова Чалого о парафиновом тесте. Вытерся насухо и лег спать.
И проснулся уже к вечеру. От собственного крика.
Севка сделал воду погорячее, стоял, закрыв глаза, подставив тело под режущие струи душа.
Его даже особо и не допрашивали.
Позвонили, попросили заехать в райотдел и рассказать о том, что и как происходило в ту ночь. Севка сказал, что услышал стон, подошел, потом сбегал домой, взял телефон и вызвал «скорую». Все.
Ему дали подписать протокол и отпустили, попросив не уезжать, не предупредив.
Следователь или опер – Севка никогда толком не задумывался над ментовскими званиями-должностями – пару раз приезжал в больницу, опрашивал Костю, пытался выяснить, кто и зачем в него выстрелил из винтовки образца тысяча восемьсот девяносто восьмого года, но Костя твердо держался своей линии: не помню. Ни адреса, ни выстрела – ничего.
Врач, приглашенный в палату, сказал, что в принципе такая амнезия возможна, что тут нужно подождать. У Кости взяли отпечатки пальцев и оставили в покое до выздоровления или возвращения памяти.
Через десять дней сняли швы. Еще через десять – встал вопрос о выписке. Севка сходил в милицию, сказал, что чувствует свою ответственность за спасенного, и предложил, чтобы тот, до выяснения, жил в Севкиной квартире.
Каждую ночь Севка снова оказывался в Узловой, каждую ночь снова пытался спастись и каждое утро вскакивал с криком.
Вот как сегодня.
Севка закрутил краны, вылез из ванны и вытерся. Вспомнил, что не захватил с собой чистое белье, обмотался полотенцем и отправился в спальню.
С кухни доносился запах жареной картошки и куриных окорочков. Костя решительно отказывался готовить что-нибудь, кроме картошки на сале и этих самых окорочков. Его невыразимо потрясал сам факт того, что можно есть только куриные ноги. Сколько хочешь. Не две на тушку, а хоть тысячу. Костя сказал, что из всех достижений будущего его, пожалуй, куриные окорочка потрясли больше всего.
Севка оделся и пришел на кухню.
– Ты сегодня снова не пошел в университет, – сказал Костя, накладывая в тарелки картошку. – Выпрут тебя…
– И правильно сделают, – кивнул Севка. – Чем скорее, тем им же лучше. А то я кого-нибудь убью в альма-матер. К хренам собачьим.
Нет, он несколько раз сходил на занятия, девчонки посмотрели на него с удивлением и сказали, что он здорово изменился. Возмужал. А потом Севка во время одной из лекций, когда преподавателя понесло по теме Великой Отечественной войны, встал и молча вышел.