– Дак в прошлый раз, когда вот так вот сиживали, я всю свою мошну порастряс, воевода-батюшка.
– Хм. Остер ты на язык. Но разве напрасно растряс? Ить теперь свой угол, заработок не в пример больше, чем когда на торжке скоморошил. Был ты перекати-полем бесприютным, а сегодня – уважаемый человек на всю округу. Не боярин, не купец, но и не ремесленник и не смерд.
– Это так, и судьбу клясть у меня и в мыслях не было. За совет добрый благодарствую.
Про то, что догадался о поддержке боярина при покупке холопов и усадьбы, Виктор все же решил не упоминать. Ни к чему оно. Не стоит давать понять человеку, что о том, чем обязан, полностью в курсе. Коли сам напомнит, то дело другое, а коли гордость не позволяет о том даже намекнуть, то тут уж Волков ни при чем. Вот не ведает, и все тут.
– Но думается мне, не за тем ты посадил меня за свой стол, батюшка-воевода, чтобы об этом речи вести. – Все же натура человека из другого общества взяла верх, и он, не удержавшись, задал вопрос, стремясь перейти к сути, уж больно любопытно было.
– Не затем. Ишь что деется-то. Золото барона Берзиньша добралось до Градимира и в крепости.
При этих словах Виктор совершенно искренне расстроился. Что ни говори, но живой боярич, помнящий об услуге, был куда предпочтительнее мертвого. Но если быть до конца честным, скребанула его обида, что вот он старался, жизнью рисковал, спас человека, а все зря.
– Царствие ему небесное, – перекрестившись, севшим голосом произнес Волков.
– Типун те на язык! – тут же вскинулся, как наскипидаренный, Смолин. И не было в его взгляде гнева, а только страх и беспокойство. И что все это значит?
– Так жив сын-то? – уже с облегчением спросил Виктор.
– Жив. А ты с чего взял, что преставился? Прости Отец Небесный речи мои неразумные.
– Дак, батюшка-воевода, сам же сказывал, что золото баронское…
– Я и без тебя ведаю, что сказывал. Отравить его хотели, да Бог миловал, вовремя спохватились, на счастье, бабка-травница в крепости обреталась, помощь оказала. Вот только как оно сейчас, не ведаю. Я тебя зачем позвал. Градимир выкарабкается, коли не так, то бабка поостереглась бы надежду вселять, прикрылась бы волей отца нашего. Да только аспид этот не успокоится и еще что измыслит. Конца тому не будет, покуда старик в могилу не сляжет. Сыновей у него не осталось, а потому все достанется родне его дальней, что ждет не дождется, когда наследство в руки упадет. Стало быть, и мстить никто не станет. Понимаешь, к чему я?
– Нет, батюшка-воевода, – приняв самое глупое и наивное выражение морды лица, проговорил Виктор. Нет, в киллеры он не нанимался. Пошло оно все.