– У меня есть… да… китайцы передали мне несколько документов… которые… с помощью которых можно здорово прижать хвост кое-кому из оппозиции. Они подошли бы идеально. Но… черт… их украли во время погрома…
Белкин призадумался, автоматически помешивая мельхиоровой ложечкой давно остывший кофе в своей чашке. Потом аккуратно, не уронив и капли, уложил ее на блюдце.
– Украли те же люди, что похитили жену?
– Скорее всего… один из моих друзей был в моем доме после того, что случилось. По его словам, эти уроды пытались инсценировать ограбление, перевернули все вверх дном, вскрыли сейф.
– А друг надежный? Вы говорили, что таких не осталось.
Тимур впервые за вечер скривил губы в ухмылке:
– Этому я доверяю. Но он простой опер, и максимум из того, что мог сделать, он уже выполнил.
За окном послышался протяжный рев пожарных сирен. Обстановка домашнего тихого уюта мгновенно исчезла. Революция продолжалась. Где-то бесновались дорвавшиеся до чужого добра мятежники, захватывали землю под жилье в столице спустившиеся с гор люди. Где-то насиловали, убивали, калечили. Страдания и боль, тревога и бессилие перед несправедливостью слились в этом леденящем душу вое.
Белкин дождался, пока он стихнет.
– Получается следующее: тот, кто освободит заложников, имеет шанс заполучить и «китайский подарочек», – задумчиво проговорил он. – Стимул слабый, но все же…
Тимур поднял голову, еще не до конца вникая в слова дипломата.
– У вас есть ровно две минуты, – по-деловому, словно на обыденных переговорах, продолжил тот. – Две минуты, чтобы убедить меня в значимости переданных вам документов. А там поглядим, кого ими можно заинтересовать…
Руслан вел машину по ночным улицам, напряженно вертя головой на каждом перекрестке. Часть светофоров еще работала, как это ни странно. Но особенно доверять их сигналам не стоило – анархия и в правила дорожного движения внесла свои коррективы. Грузовик и автомат стали главными знаками приоритета.
Маршрут он намеренно прокладывал таким образом, чтобы объезжать стороной крупные магазины, торговые центры, парки. В общем, приходилось держаться подальше от всего, что, как мух, привлекало разный сброд.
Старый «Опель» на ходу потряхивало. Пассажирку, обернутую в цветную линялую ткань с головы до пяток, мотало на заднем сиденье. Удерживаться ей было сложно – мешали пластиковые наручники, плотно впившиеся в тонкие запястья. Такие же приспособления стягивали лодыжки, не давая как следует опереться на ноги. «Транспортная упаковка» – так, гогоча, назвали их два урода, притащившие Юлию из недр невольничьего рынка. Дурно пахнущий мешок на голове тоже мешал держать равновесие – сквозь него ничего не было видно, а вестибулярный аппарат измотанного организма без помощи зрения со своими задачами не справлялся. Девушка уже в который раз пребольно ударилась плечом и локтем об обшивку двери, но терпела это молча. Лишь однажды, треснувшись и без того разбитым теменем о стекло, не смогла подавить тихий стон.