Представления, где он очутился, не было совершенно никакого. Милиционер напрягся, пытаясь восстановить последние события. Но, кроме конфликта с русским десантником, вспомнить ничего не получалось. Как ни старался. Словно кто ластиком по памяти прошелся.
«Почему русские? Зачем? У-у, шайтан!» – подумал Бешинкулов. Мысли, словно загустевшее масло, текли медленно и тягуче. Гудело в ушах.
Неожиданно в поле зрения попался складной приклад автомата. Обычный приклад, каких Муратбек насмотрелся сотнями, но вчерашние приключения вдруг начали восстанавливаться одно за другим, возвращая с собой злобу и желание мести. И инцидент на мосту, и сожженный автомобиль с братьями по оружию. Но снова все обрывалось неудавшимся допросом на берегу канала.
Крепкая рука бородатого парня, державшая за шиворот и страховавшая от падения, грубо приподняла и встряхнула пленника. Бешинкулов озлобленно обернулся к своему конвоиру.
– Ты охренел? Руки развяжи! – грубо потребовал он. – Быстро развяжи мне руки, чего стоишь?
Бородач и не подумал помочь ему. Тогда милиционер сам попытался освободиться от пут, стягивающих его запястья и щиколотки. Не вышло – тонкая веревка плотно облегала конечности и не растягивалась, как он ни пыжился и ни извивался. Узлы на ней затянули качественно.
– Ты, ублюдок, не слышишь, что ли?! Ты знаешь, с кем связался? – Собственная беспомощность стража порядка бесила, как никогда. – Да я тебя самого завтра вот так свяжу и голым в камеру с сифилитиками кину, слышишь? Ты нарвался, урод! Хана тебе! И всем вам ха…
Его гневный монолог оборвался на полуслове. Физиономию перекосило от боли, а шею свело судорогой – спецназовцу надоело слушать мрачные пророчества, и он ткнул разбушевавшемуся менту пальцем в ямку над ключицей, в нервное сплетение. Подержал немного в воспитательных целях, потом отпустил.
Бешинкулов, обретя возможность снова дышать и двигаться, заорал с утроенной силой:
– Я тебя урою! И мать твою, и…
Бородач вернул палец в прежнее положение. Несколько секунд понаблюдал, как омоновец корчится и пыхтит, не в силах даже вдохнуть. Потом склонился к его уху и негромко предупредил:
– Веди себя тихо, ладно? А то до утра так и будем в «гестапо» играть. С тобой поговорить хотят, только и всего. Понимаешь меня?
– Развяжи его, – раздался еще один голос. Высокий человек в камуфлированной форме подошел к плененному киргизу и сел перед ним на один из рюкзаков. Долго и молча смотрел на тяжело сопевшего от обиды и ярости милиционера. Завязки с рук и ног по команде подошедшего были срезаны мгновенно, и теперь местный блюститель порядка разминал затекшие кисти и сидел, сгорбившись и вяло озираясь по сторонам. Кожаная черная куртка, вся в серой подсохшей грязи, казалась великоватой на несколько размеров. Отвернувшись и глядя куда-то в пустоту, он процедил: