— Первым делом успокойтесь, молодой человек…
— Скорее, пожалуйста.
— Как только доктор освободится. У нас тут подобных вызовов…
Дальше Егор слушать не стал, повесив трубку. Диспетчер пообещала, что врач приедет в течение дня. А еще сказала, что у них в райцентре тоже очень много вызовов. Что это все значило, представить было трудно. Он поблагодарил завхоза за телефон, на что тот ответил лишь усталым взмахом руки, и поехал обратно домой. Обернувшись на пороге дома Крылова, чтобы попрощаться с хозяином, он увидел странную картину, надолго запавшую ему в душу. Входная дверь дома завхоза оставалась открытой, но никто не выходил, чтобы ее закрыть. Прихожая дома тонула в сумраке. Неизвестно почему, на парня вдруг накатило ощущение непонятной, необъяснимой жути. Ему на секунду показалось, что в доме на самом деле уже нет никого живого, только призраки из прошлого. Он даже успел себе представить, как призрачная рука высовывается наружу, чтобы закрыть дверь и отгородиться от реальности, от мира живых. Егор отвернулся, чуть ли не припустив бегом по участку к своему велосипеду. Картинка намертво врезалась в его память, хотя он никогда больше не видел Крылова Дмитрия Пантелеевича или кого-либо еще из его семьи живым. А может именно поэтому.
Он вернулся домой и сразу отправился проверить, как там бабушка. Она лежала на своей кровати и уже пришла в себя. Степаныч сидел рядом с ней и молчал, уставившись в одну точку, задумавшись о чем-то своем. Лидия Афанасьевна сразу увидела Егора и сделала попытку приподняться с кровати ему навстречу.
— Нет, баба Лида, оставайся лежать. Врача я вызвал, сказали, что в течение дня приедет.
— Спасибо тебе, Егорка, — жутко осипший голос напоминал бабушкин лишь своей ласковой интонацией. К своему любимому внуку она всегда только так и обращалась.
Степаныч встал со стула, поставленного им рядом с кроватью, и посмотрел на парня:
— Ну, я пойду, Егор?
— Да, конечно, — Павел Степанович. — Спасибо вам огромное, что посидели с моей бабушкой.
— Да ладно, не стоит, — он снова закашлялся, и у Егора мелькнула мысль, что табакокурение сведет старика в могилу. — Нам, старикам, всегда есть, о чем поболтать. Вспомнить молодость. Он, не оглядываясь, вышел во двор, и тут его настиг следующий приступ кашля, который заставил его согнуться пополам. Егор обратил внимание, что теперь даже кашель у старика изменился, перестал быть сухим как у любого заядлого курильщика. Это подтвердил и сам Степаныч, мрачно сплюнув комочком мокроты и втоптав его в землю.
— Пойду я, наверное, прилягу, — даже голос старика странным образом изменился, став чуть более сиплым. — Эти летние простуды меня когда-нибудь доконают.