Но сейчас он не мог сдержать слез. Годовалый ребенок, невинная душа, еще не запятнанная жизнью в мрачной современной действительности, умер практически у него на руках. Мать ребенка, похоже, была больна тем же видом странной, пугающей его, образованного врача, болезни. И он бы не мог сказать, что будет с ней. Впрочем, он перевел взгляд чуть дальше на ее мужа, тому сейчас и не требовалось ответов на вопросы. Он никаких вопросов и не задавал, просто сидел, отвернувшись к задней дверце машины, и почти беззвучно плакал. Антону хотелось сделать для него что-нибудь, хотя бы успокаивающе похлопать по плечу, сказать, быть может, что-то ободряющее, но у него язык словно прилип к небу. Он не мог подобрать нужные слова. Если отец ребенка (вроде бы жена звала его Денисом, когда он стоял в прихожей и ждал, когда они соберутся) плакал от горя, в глазах Антона стояли, скорее, слезы бессилия. Он не только не смог что-нибудь сделать для ребенка, но даже ничего не мог сказать сейчас его безутешному отцу.
Машина начала сбавлять скорость и через минуту остановилась. Водитель повернулся к Антону. Это был мужчина лет пятидесяти, вечно носящий кепку, словно мэр столицы и курящий вонючие папиросы, старательно игнорируя полушутливые советы врача и санитаров бросать курить. Он так часто курил, что Антон очень удивился бы, если бы увидел его без папиросы. И конечно без его знаменитой кепки.
— Антон, приехали.
— Михалыч, помоги мне, а то я без санитаров, — он действительно поехал по вызову один, санитаров катастрофически не хватало, а ведь надо было выносить носилки с женщиной.
— Конечно, какой вопрос!
Они вдвоем вынесли Ольгу из машины. Она до сих пор была без сознания, но грудь ее мерно вздымалась и опадала, а значит, дыхание было в норме. Это немного обнадеживало. Правда Антона грызла навязчивая мысль, что это затишье совсем ненадолго, и глупо надеяться на улучшения. И эту мысль никак не возможно было прогнать. Он уже протянул руки, чтобы взять тело ребенка, но ему на плечо вдруг легла рука. Ее отец стоял позади него и протягивал руки. Слезы на глазах еще не высохли, но взгляд вроде бы стал более осмысленным. Это врача не могло не порадовать.
— Доктор, давайте я возьму Лизу.
Он с такой нежной и одновременно печальной улыбкой, с такой трогательной нежностью взял ребенка на руки, что Антон невольно закусил нижнюю губу, чтоб не пустить слезу. Денис обращался со своей дочерью совсем как с живой, даже сдернул простыню с ее головы и вглядывался в безжизненное личико, словно хотел в нем найти какие-то признаки того, что все еще можно повернуть вспять, что то, что произошло, на самом деле, не происходило наяву.