Вдруг Пане показалось, что его пальцы угодили в раскаленные железные тиски.
— Ты чего? Хочешь мою руку раздавить? — пошутил он. — Пожалуйста!
— Да нет, я так… — спохватился Федя. — Понимаешь, мама и я тоже… мы даже испугались, когда Степан сказал, что Григорий Васильевич берет его на проходку траншеи… А если Степан не справится?
— Напрасно вы испугались, — успокоил его Паня. — Если бы мой батька не думал хорошо о Степане, он его на траншею не взял бы. Смекаешь?
— Теперь смекаю. — Федя, взяв Паню за плечо, в упор спросил: — Ты на меня совсем не сердишься? Сам знаешь за что.
— Давай так договоримся: не вспоминать! — искренне предложил Паня. — Ты мирись со мной, а я — с тобой. Миримся?
— А разве мы уже не помирились? — удивился Федя. — Да и чего там! Ссорились по-глупому, так что и мириться не пришлось.
— Нет, это не по правилам, — воспротивился Паня. — Если мы помирились, так надо под ручку по улице пройтись.
— Ну, пройдемся… Много у вас разных правил на Горе Железной!
— Ничего, хватает…
Расстались они возле дома Пестовых.
— Прощай, не забывай, Полукрюков. — сказал Паня. — Приходи ко мне, я тебе камешков для Жени дам.
— Спасибо… Я у тебя уже один раз был, теперь твоя очередь. Придешь?
— Само собой — только мне один человек запретил на вашу улицу нос показывать, а то мне останется две минуты жизни.
— Ничего, я этому человеку скажу, чтобы он сократился, — ответил на его шутку Федя.
Мальчики разошлись и сразу, как по команде, обернулись, замахали друг другу кепками.
С легкой душой ступил Паня на крыльцо родного дома.
Оказывается, славный парень этот Полукрюков! Ради хорошего дела он забыл о своей обиде, придумал звено не знающих поражений, и вот то, что Паня считал лишь своей заботой, станет заботой всего звена, отряда, может быть всей дружины… И снова Паня полон энергии, снова он готов к великим трудам. Нет, просто мировой парень этот Полукрюков, и Паня прощает ему даже то, что он дружит с Генкой.
Будущему отличнику полагалось отдыхать после обеда целый час. Этому жестокому предписанию режима дня он подчинился скрепя сердце. Очень нужно отдыхать, когда, напротив, хочется поскорее раскрыть тетради и учебники! Все же он, как организованный волевик, сыграл с соседскими мальчишками в городки, но раз десять подбегал к окну «ребячьей» комнаты и смотрел на будильник, поставленный им на подоконник.
В 15.58 он позвонил Вадику.
— Вадь уже давно пошел к тебе, — сказал Ваня-Опус.
— Когда это давно, если его до сих пор нет! Я без него сяду заниматься. Так ему и нужно!
Часы в столовой пробили четыре, и Паня в два прыжка очутился у своего стала.