— Осел ты, осел! — сказал Паня, почувствовавший, к своему ужасу, что в душе он почти согласен с этим советом. — Как ты смел на тайный спор идти, кто тебе разрешил? Почему ты мне врал, что с Генкой на футболистов споришь? Семь камней! Значит, и шерл, и огневик. А у нас что останется? Всякий мусор, да? — Он вскочил и забушевал: — Подождете вы, подождете! Еще никто не нагнал Пестова и не нагонит. Пестов первого места никогда не уступит. А если… если Степан нагонит батю, тащи, тащи к Генке всю нашу коллекцию, сам тебе помогу ящики отнести… И на всю жизнь мы с тобой враги! Так, так и не иначе! — Паня приложил указательные пальцы один к другому и резко их развел. — Ты для меня теперь пустое место, даже ступить некуда… Пойдем, Федька, нечего тут делать. Пошли!
Он схватился за ручку двери.
Вадик, уткнувшись носом в спинку кресла, беззвучно плакал.
Задержался Паня лишь потому, что Федя не последовал за ним: он стоял посередине комнаты, переводя взгляд с Пани на Вадика и обратно, что-то обдумывая.
— Чего ты, Пестов, разошелся?.. Будто ты отдашь Фелистееву коллекцию, если он выиграет? — спросил Федя.
— Не выиграет он, и примеряться к этому нечего! — бросил Паня.
— А если все-таки выиграет? — повторил Федя. — Разве тогда отдашь?
— Попробуй не отдай!
— И не отдал бы! Я ему такую коллекцию показал бы, что…
— Смелый за чужой счет!.. Ты мне самозванца прилепил, до сих пор отделаться не могу, а теперь хочешь, чтобы ребята меня совсем засрамили. Не знаешь ты, какие ребята на Горе Железной!
— Ну, какие?
— Честные, очень просто! Кто спор ломает, тому жизни нет. Каждый может его поучить, и другие еще помогут, чтобы мало не было.
— Молчи ты, чего про честность болтаешь! — оборвал его Федя. — Не болтай, слышишь!
— Вот интересно!.. Почему это я должен молчать?
— Потому что не понимаешь ты честности! Меня нечестным назвал за то, что я на сборе правду о тебе сказал. Помнишь или забыл? Генка и Вадик нечестно спорят, а по-твоему такой спор нечестно поломать, да? Хочешь Генке уступить, коллекцию ему отдать… Значит, понимаешь ты честность, как же!
— Только ты понимаешь! — опешил Паня.
— Боишься с Генкой схватиться, — развивал свою мысль Федя. — Боишься потому, что сам больше всех виноват, только не хочешь признаться, честности не хватает. — Федя взмахнул рукой, точно отрубил: — Да, сам больше всех виноват, и нечего на Вадика валить!
Это обвинение показалось Пане таким несправедливым, даже нелепым, что он растерялся еще больше и беспомощно переспросил:
— Я? Я виноват, что Вадька мою коллекцию, как жулик, проспорил?.. Он украл, а я вор, да?