Когда я проходил мимо него, старик посмотрел мне прямо в глаза так, словно хотел что-то сказать. Но я не понял что.
По ночам мы шли.
Днем отсыпались. Вернее, пытались это сделать.
Под конец третьего дня, вспомнив, что в Тегеране перевозчик, двоюродный брат нашего друга, сказал нам, что путешествие продлится три дня и три ночи, мы захотели узнать, долго ли еще идти до вершины горы — нам казалось, что она все так же далека — и когда мы начнем спускаться к Турции, но всем задавать этот вопрос было страшно, поэтому мы бросили жребий. Идти пришлось мне.
Я подошел к одному из контрабандистов и спросил:
— Ага, скажи, пожалуйста, сколько еще до вершины горы?
Не глядя на меня, он бросил:
— Несколько часов.
Я вернулся к друзьям и сообщил:
— Пару часов.
Мы шли до первых лучей рассвета, затем остановились на привал. Ноги налились тяжестью.
На закате мы, как всегда, двинулись в путь.
— Он обманул тебя, — сказал Фарид.
— Спасибо, я догадался, — разозлился я. — Твой брат тоже не очень точно сказал нам, сколько времени это займет.
— Спроси у кого-нибудь еще.
Через полчаса я подошел к другому иранцу, с «Калашниковым» на плече, приноровился к его шагу и спросил:
— Ага, скажи, пожалуйста, сколько еще до вершины горы?
Не глядя на меня, он ответил:
— Немного.
— Что значит немного, ага?
— До рассвета.
Я вернулся к друзьям и сообщил:
— Осталось немного, если будем идти в хорошем темпе, доберемся до рассвета.
Все улыбнулись, но никто ничего не сказал. Сила вся ушла на ходьбу и дыхание и спряталась в облачках пара из носа. Мы продолжали сбивать ноги до тех пор, пока у моего дома, в направлении Навы, не встало солнце. Вершина горы была совсем близко, буквально в двух шагах. Мы кружили вокруг нее. Она не давалась. Мы отдыхали. Когда лучи солнца золотили неровные гребни гор, напоминавшие позвоночник трупа, караван останавливался. Все принимались искать скалу, под которой можно было прилечь, чтобы поспать несколько часов в тени. Ноги и ступни мы оставляли на солнце, чтобы они согрелись и высохли. Кожа обветривалась, ну и ладно.
На закате нас поднимали, и мы снова отправлялись в путь. Пятая ночь.
— Ага, скажи, пожалуйста, сколько еще до вершины горы?
— Пара часов, — ответил он, не глядя на меня.
Я вернулся к своим.
— Что он сказал?
— Ничего. Замолчи и иди.
Мы, афганцы, были самыми молодыми и самыми привычными к камням и большой высоте. К палящему солнцу и ледяному снегу. Но эти горы были бесконечными, лабиринт какой-то. Вершина вздымалась все там же, и мы никак не могли добраться до нее. Один за другим, как ледышки, мы текли друг за другом десять дней и десять ночей.