Окончив завтракать, матрос Саммерс отправился смолить тросы, потом расплетать старые канаты, из которых потом пришлось сплетать новые, кстати, и кое-как освоив это хитрое и утомительное ремесло, потом надраивать медные поручни- и так далее, и тому подобное. Юнга Малллоу убирал каюты, потом тоже распутывал кучу старых веревок, отбирая те, что еще пригодятся, потом бегал по разным поручениям, получая то пинка, то по зубам, то будучи таскаем за ухо — «чтобы не путался под ногами». И вот таким изящным способом М.Р. более или менее получил представление о том, кто на китобое где и где что.
К полудню у обоих искателей приключений полопались и стали сочиться кровью пузыри на ладонях. Ногти почернели и обломались. Оставалось послюнявить руки и надеяться, что как-нибудь стерпится.
Ну, а дальше…
Те, кто подобно двум джентльменам в те дни, думает, что на китобойном судне моряки заняты только охотой на китов, а в остальное время вглядываются в горизонт, курят трубки и поют матросские песни, жестоко ошибаются. Что-то чистится, красится, подновляется — и так без конца. Даже если кажется, что уж теперь-то точно ничего не нужно, матросы отправляются счищать ржавчину с якорной цепи или разбирать негодные веревки, отбирая те, из которых можно сплести канат. Всякое старое барахло постоянно вытягивается, связывается и укладывается в бухту.
Всякий раз, когда ослабевает какой-нибудь трос (а это случается все время), бензели и найтовы разматываются, чехлы снимаются и после того, как все непригодные части заменены, а все остальное натянуто и затянуто достаточно туго, водворяются на место заново. А поскольку все части такелажа связаны между собой, редко получается коснуться одной веревки, не трогая остальные. И если к этому добавить, что нужно еще смолить, промазывать, красить, покрывать лаком и чистить и вдобавок не забыть, что все это должно быть свернуто, закреплено и установлено на надлежащее место перед началом ночной вахты, — вот тогда вы более или менее получите представление о том, что же такое представляет собой жизнь матроса, будь он хоть палубный, хоть марсовый, хоть салинговый, хоть ко всем чертям каютный юнга. Хоть тот и не несет ночных вахт, а спит, как сухопутная крыса (за что, между прочим, его презирает вся команда).
- Юнга! — рявкнул капитан из своей каюты.
Дюк вскочил, все еще с набитым ртом, наскоро стер рукавом грязь со щеки, сунул руку с тряпкой, которой начищал дверные ручки, за спину, одернул рубаху.
- Да, сэр.
Капитан Бабридж не удостоил каютного взглядом.
- Бренди мне.