Хотя все происходит в считаные секунды, успеваю заметить алмазные радужные блики, которые вышедшее не к месту солнышко высекает из стеклянных брызг раздробленного лобового стекла. Не успеваю испугаться того, что машина вылетит по прямой на нас, как ее бросает вбок, стекла еще продолжают сыпаться, а тачка уже ухает в канаву и встает почти вертикально на капот.
– Ильяс, Ильяс. Если кто выскочит на холм, сшибай!
Не вижу, но явно кто-то выскочил – бемкает «светка». Это, получается, «хивус» подтянулся, коли у Ильяса сектор обстрела открылся…
Серега тоже дает пару очередей туда, в сторону холма. Одна пуля – трассер, видно, как, долетев до вершины, она дает красивый рикошет свечкой.
– Ильяс, кого видишь?
– Никого. Один лежит, второй ушкандыбал.
– Выдвигаемся!
– Прикрываю!
Из остановившегося УАЗа вываливается долговязая фигура – братец. Зачем-то прижимает к голове красный платок. Не было у него красных платков. Он вообще платков не носит, разве только туалетную бумагу рулоном, когда у него насморк… Что за бред в голову приходит, когда не хочется принять очевидное – братец ранен, а тряпка просто в крови. Будь это кто другой, сразу же дошло бы, а так сознание слабенькими лапками пытается загородиться от очевидного, но очень неприятного факта.
Прежде чем Николаич что-либо успевает сказать, уже галопирую в сторону УАЗа. Правда пригнувшись, в общем, грамотно.
Братец, у которого и в самом деле из-под какой-то тряпки сильно течет кровь, все-таки скалит зубы и говорит с удовольствием:
– Дароф! А где оркестр?
– Ну тя в зад с твоими шутками! Что с тобой?
– Когда через бревно на дороге перепрыгивали, башкой стойку поймал.
– Эй, вы, трупорезы, хорош трендеть! Миша ранен! – Мужик лет пятидесяти помогает выйти из машины парню в милицейской форме.
– Поссать, батя, поссать, – бормочет парень.
– У тебя перевязочные-то есть? – спрашивает братец.
– Есть, сейчас тебя забинтую, в четыре руки разберемся. Еще медсестра подоспеет. Что это у тебя за тряпка?
– Не знаю, в бардачке валялась.
Остается только вздохнуть… Братец…
Теперь тряпку эту дурацкую долой (странно, она действительно была когда-то красной). Кровища хлещет и впрямь серьезно, но это и при незначительных ранениях головы бывает. Есть древняя хирургическая поговорка про ранения в голову: «Хлещет как из барана, заживает как на собаке». Ну да, кровоснабжение-то мощнейшее, потому и льется обильно, и заживает быстро.
Прикладываю братцу тампон к ране – рассекло кожу сильно, но это нестрашно. Теперь он пальцами его сам прижал, а мне – растягивать косынку. Ну тут просто, не раз делал: прямой угол на затылке, а длинными концами – через лоб, на затылке их поверх прямоугольного конца перехлестнуть и обратно на лоб, где и завязываем покрепче. А теперь хватаем за прямоугольный конец и аккуратно тянем вниз, к спине. И тампон плотно прижимается косынкой к ране. Остается подтянутый угол, аккуратно заправить его за перекрещенные на затылке концы, и «ву а ля» – первого раненого обработали.