– А если что серьезное будет здесь? Чтоб по вашему уровню?
– А с серьезным здесь я сам не справлюсь. Одно дело рану забинтовать или кровотечение остановить на выезде. Инфаркт лечить в полевых условиях или операции на Комендантском плацу голыми руками делать… Надо налаживать связь с Кронштадтом. Если у них есть больница, надо договариваться, чтоб у себя они принимали наших.
– Резонно… Сегодня был разговор с комендантом Кронштадта. Ситуация у них тяжеленная. Но говорят, что справляются. Очень просили прислать докторшу. Мне это, честно говоря, не нравится – два врача лучше, чем один. Значит, организуете работу здесь и поедете к мореманам договариваться. Обещаете вернуться?
– Почему спрашиваете?
– Жизненный опыт. Если в Кронштадте справились с ситуацией, там жить будет легче. А найти себе оправдания, тем более что вы тут особо и не связаны ничем…
– А вы?
– У меня семья сейчас в городе. Велел им не выходить. Не выходят. И таких много.
– Ясно. Землю есть не буду, но вернуться обещаю.
– Тогда приступайте. Павел Ильич сейчас провернет аферу с топливом, обеспечим эмчеэсовцев и себя заодно – и на Кронштадт. Кстати, сейчас у нас в музее идет работа по подготовке колесной техники. Из экспонатов две БРДМ на ходу скоро будут. За сутки обещали управиться, да и мужики с Монетного двора взялись помогать, а там действительно мастера-феномены. Так что у разведки будет дельный транспорт. Учтите это.
– Учту. С детства мечтал на ваших машинках покататься.
– Вот и хорошо…
Из распахнувшихся дверей кто-то кричит:
– Тут доктора? Там женщине плохо!!!
Ну вот и началось…
Началось, однако, еще хуже – на выходе нас поджидал довольный собой Крыс Подвальный. По его словам, он хорошо поработал, в связи с чем не пора ли поднять ему звание? Все пожитки из машин уже перетащили в магазинчик, даже рассортировали, все пучком, только Няку девки забрали. Сейчас с нею там, в тюрьме, играются.
– Какую Няку?
– Да кошку из клетки! Ее так девки назвали.
Валентина белеет как полотно и неловко – мешком – садится на ступеньки лестницы. Что это она?
– Мурка… Она же укушена! Она инфицирована!
– Бежим!
Я и Михайлов галопом несемся к тюрьме. Николаич остается с обезножевшей Валентиной, куда-то лихорадочно звонит. По дороге Михайлов цепляет парный патруль из своих орлов, и те бегут с нами.
В тюрьме все как-то слишком нормально. Нет, конечно, кто-то из детей ревет в голос, кто-то переругивается по-женски, на высоких тонах, но все спокойно – и рев из категории «дай, а то не заткнусь!», и перебранка рутинная. Охранник, из михайловских же, взъерошен и потен, но без ужаса в глазах.