Наверное, так оно и было…
Наверное, я хотела, чтобы он защитил меня.
Наверное…
— Встань, — тихо попросил он. И в этом голосе было столько теплоты, столько нежности, сколько я не слышала за прошедшие месяцы, наполненные только ледяной, замаскированной оптимизмом, тоской.
Он ласково провел рукой по моим волосам.
Я выполнила его просьбу. Поднялась. Наши взгляды встретились, и все мои тревоги разом покинули меня.
Ты со мной, и это главное.
Я есть, и я всегда буду.
Буду жить ради тебя.
Ион, кончиками больших пальцев, вытер мои слезы. Затем, обняв меня, прошептал на ушко, только одно слово, от которого мой мозг окутал сладкий дурман.
— Спи, — легким шелестом губ, выдохнул он, и я погрузилась в сон.
Наши воспоминания похожи на горный речной поток. Местами тихий, ласкающий слух мерным журчанием водопада, а местами он бурный и грозный, сметающий на своем пути все преграды, бьющийся о каменные утесы и создающий водовороты. В один из таких водоворотов воспоминаний меня и занесло, пока я спала.
На мне были спортивные штаны свободного покроя не сковывающие движений, удобные кроссовки, водолазка и куртка с капюшоном. Вся одежда, включая обувь, черного цвета.
Черная, потому что, так проще всего проникнуть в квартиру не замеченной.
У меня также имелись с собой черный пластиковый пакет для мусора, набор отмычек и резиновые медицинские перчатки, не спасающие от холода.
Нервы натянуты словно струны, в любой момент от малейшего прикосновения, готовые лопнуть. Я стояла под козырьком подъезда, дома, где находилась нужная квартира, переминаясь с ноги на ногу, таким образом, пытаясь хоть как-то согреться. Интересно, как бы отреагировал отец, узнав, что его любимая дочь практически пошла по его стопам.
Домушница.
Я горько усмехнулась.
Мой отец вот уже как три года мертв, а мертвым нет дела до живых. Моя мать…
Моя мать с тех пор как его не стало, медленно скатывалась по наклонной, постоянно напиваясь и пропадая в неизвестном направлении на всю ночь, а иногда и несколько суток. Возвращаясь из загулов, она набрасывалась на меня с обвинениями в том, что это по моей вине он умер.
Мне было восемнадцать, когда однажды, в пьяном угаре, она избила меня. Это была первая ночь, когда я переночевала на лавочке, в сквере, что возле моего дома.
Потом были еще и еще одна ночь, вскоре я просто сбилась со счета. Порой, правда, удавалось переночевать у Лерки, если ее родители отбывали на дачу.
Иногда, когда маме становилось лучше, она со слезами на глазах просила у меня прощения и тогда в нашем доме воцарялась кратковременная идиллия. Проходило время, и она снова уходила в запой, становилась буйной. И вновь столь уже привычная лавочка…