Джина вела катер на четвертом уровне. Еще ниже машинам тяжелее двух тонн опускаться запрещалось. Всего уровней было восемнадцать – самый верхний находился уже в тропосфере. Воздух Персефоны буквально кишел летунами самых разных мастей. Конечно, далеко не везде – в воздухе тоже имелись свои дороги и свои правила движения.
К примеру, полеты над космодромами не разрешались – исключения делались только для тех, кто летит именно в космопорт. Впрочем, даже если бы такого запрета и не было, туда бы все равно никто не совался – даже самый крохотный звездолет больше самого гигантского катера. Летать над космодромом – это все равно что ездить по железнодорожному полотну, или плавать в порту рядом со швартующимися кораблями.
Здания Персефоны стояли не слишком часто. Точнее, очень редко – в среднем через два-три километра. Но все такие дома возвышались над поверхностью планеты километров этак на десять, и сами по себе были настоящими городами. В каждом небоскребе жило от ста пятидесяти до четырехсот тысяч жителей. Случалось, что человек всю жизнь проводил в одном-единственном здании, ни разу не выходя за его пределы. Между небоскребами были протянуты подвесные дороги и трубоканалы, и по ним со страшной скоростью сновали машины и цейки (своего рода поезда, только без колес).
Малый планетарный катер модели «Эриния», тип четвертый, был очень хорошим транспортом. Примерно как навороченный джип в наши времена. В нем успешно могли разместиться семь, а то и восемь человек. Правда, Остап занимал сразу три места, но это не имело большого значения. Еще это транспортное средство было снабжено оружием, защитными установками, информ-системой и кучей других прибамбасов.
Информ – так в семьдесят втором веке называют компьютеры. Точнее, приборы, объединяющие в себе компьютер, телевизор, телефон и еще много всякого. Прибор для приема и обработки информации – вот что такое информ.
Упрощенные информы представляют собой простой экран, на манер телевизионного. Но гораздо более распространены трехмерники, с голокубом вместо экрана. Такой был и здесь. Ежов включил его и перед ним засветился прозрачный голокуб с диагональю в метр двадцать. Хотя его можно было увеличить или уменьшить до любых размеров.
- И что с этим делать? – почесал в затылке он.
Спрашивать совета не хотелось: Джина вряд ли соизволила бы помочь, а Остап облокотился на борт и увлеченно глазел по сторонам – катер пролетал по персефонской «Улице Красных Фонарей». Она представляла собой два узких и длиннющих здания, удерживаемые тысячами силовых нитей по краям самой оживленной аэромагистрали. И над ней, разумеется, в изобилии светилась реклама – голоизображения самых популярных «работниц». Голо, в смысле, голографические. Хотя в данном случае этот термин можно было толковать двояко...