Михаил Федорович (Козляков) - страница 250

Между тем крестоцеловальные записи — не такой уж и редкий источник. Только в них говорится о присяге подданных царю Михаилу Федоровичу, а не наоборот. Текст такой «записи целовальной, приводят к государеву крестному целованью бояр, и окольничих, и думных людей, и стольников, и стряпчих, и всяких чинов людей нынешняго 135 (1627) года» был опубликован в «Актах Московского государства» еще в XIX веке[489]. Генетически текст присяги восходит в своих формулах к тексту «Утвержденной грамоты» 1613 года: «Яз, имярек, целую крест Господен государю своему, царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии и его царице и великой княгине Евдокии Лукьяновне и их царским детем, которых им, государем, впредь Бог даст, на том: служити ему, государю своему, и прямити и добра хотети во всем вправду, безо всякия хитрости, и его государева здоровья мне во всем оберегати и никакого лиха ему, государю, не мыслити». После Смуты власть требовала от присягавших царю Михаилу Федоровичу «не хотети» никого другого на русском престоле «опричь государя своего». Присягавший должен был активно противодействовать «подыскиванию» царства другими лицами, сражаться с теми, кто будет вовлечен в «скоп и заговор» или другой «злой умысел». Своей присягой любой человек обязывался быть на службе там, куда его назначат: «А где велит государь быти на своей государеве службе, и мне, будучи на его государеве службе, ему, государю, служити». Крестоцеловальная запись прямо называет государевых «недругов», с которыми следовало сражаться: крымские, ногайские, литовские и немецкие люди — и запрещает отъезд «в Крым, и в Литву, и в Немцы, и в ыныя ни в которыя государства».

К каждой такой общей присяге следовала еще дополнительная «припись», в зависимости от чина присягавшего, указывавшая на необходимость соблюдения государственной тайны и ответственность за порученные дела. Например, члены Боярской думы должны были дополнительно произнести, что они обязываются «его царския думы и боярскаго приговору никому не пронести, и его государския и земския всякия дела делати… вправду, безо всякие хитрости, и самовольством мне без государева ведома никаких дел не делати». Казначеи, постельничие, стольники, стряпчие, шатерничие клялись (видимо, не без влияния знаменитого романовского дела при Борисе Годунове) «зелья и коренья лихаго в платье и в иных ни в каких государевых чинех не положити». Кроме того, постельничий, подобно боярам, налагал на себя клятву «думы его государские не проносити никому». Имея доступ в царскую опочивальню, он обязывался «в их государском платье, и в постелях, и в изголовьях, и в подушках, и в одеялах и в иных во всяких государевых чинех никакого дурна не учинити». На думных дьяков, посвященных во все тонкости управления, налагались еще более серьезные обязательства, чем на бояр и окольничих. Особенно следили за их контактами с иностранцами: «…с иноземцы про государство Московское и про все великия государства царства российскаго ни на какое лихо не ссылатись и не думати». От думных дьяков требовалась присяга в исправном ведении дел и справедливом суде: «…и судныя всякия дела делати и судить вправду, по не дружбе никому ни в чем не мстить, а по дружбе никому мимо дела не дружити, и государевою казною ни с кем не ссужатися отнюдь никакими обычаи, и посулов и поминков ни у кого ничего не имати и правити мне государю своему, царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии, и его государевым землям во всем вправду и до своего живота по сему крестному целованью».