Альберто убегает вперед, чтобы Денис еще чего-нибудь не сказал. Кто знает, каковы слуховые возможности у мадам Мартен.
— Эй, меня подождите! — кричит Марина с порога.
И когда все оказались на кухне:
— Она решила, что мы сюда на Новый год приехали…
— В эту дыру?! — Денис, сунув руки в карманы, прохаживается из угла в угол.
Альберто опускается на лавку. И лавку, и стол — своими руками сделал, хоть бы кто похвалил. А как дырой называть единственное место на земле, где он гнездо свил, — это пожалуйста.
— Воробушек, а если сказать, что мы бы рады выручить, но едем в Сарагосу? Тебе же маму повидать надо, — это Марина.
Альберто встал, сел.
— Я не могу. Не могу признаться, что мама в Испании.
— И давно она от французского правосудия скрывается?
— Не смешно, Корто, — отмахивается Марина. Воробушек того и гляди расхочет путешествовать в компании типа, который не умеет ни общаться, ни на компромисс идти.
Воробушек трет пальцем след от горячей чашки на столе. Денис останавливается:
— Шкафчик сам смастерил?
— Сам! Всё сам! Вот, например…
— Альберто, давай я твою машину возьму, а ты со свиньей посидишь?
Неловкая пауза, Денис взрывается смехом. Альберто отводит глаза:
— Я уже обещал маме… Она ждет…
Денис мрачнеет.
— То есть я буду сидеть в дыре со свиньей, а ты поедешь развлекаться?
Марина дует губы:
— Корто! Опять «я» да «я»!
Альберто уныло пялится в окно. Кто думал, что так все повернется, глупее некуда. Ну не мог он отказать мадам Мартен, и оправдываться желания нет. Всю жизнь оправдывался перед всеми, хватит.
Денис без спроса идет осматривать дом. Альберто возвращается к пятну на столе. Вывести можно — подраишь кусочком пробки, смоченным в скипидаре, и стол как новенький. Но это пятно выводить не хочется.
— Альберто, что же делать? — вздыхает Марина.
Пожал плечами. Невозможно отказать мадам Мартен. Невозможно, и всё.
— Воробушек, тут очень хорошо… Воздух… тишина. Но так хотелось в Испанию. Там апельсины на деревьях. Я никогда не видела апельсины на деревьях, да еще и зимой.
В дальней комнате раздается грохот.
— Черт!
И вспоминается: Вероника забывала, что в кладовке стоит швабра (насадку со щетиной купил, а ручку сам выточил из массивного дерева), и эта швабра рушилась ей под ноги, а она вскрикивала и отпрыгивала: «Черт!» Нет Вероники, но есть дом. И деревце за окном, раздетое ветром, и соседка, у которой можно продегустировать трюфели, и стол с белым ободком от горячей чашки, и своенравная швабра. Именно здесь хочется жить — бродить по полю, что начинается за домом, слушать собачий перебрех, крутить головы придорожным подсолнухам.