Она погладила меня по волосам и заметила, что они очень выросли. Затем сказала, что следствию нужно получить дополнительные данные и меня повезут в Италию.
— Веди себя, как хорошая Мики, — добавила она. — Будь такой, как я тебя учила.
Следователю Жанна рассказала все, что он хотел и даже больше, но никогда не говорила, и никто этого никогда и не узнал, что у нее был сговор с Доменикой Лои. Я поняла — почему: если я буду молчать, если я Мики, меня приговорят к более легкому наказанию. Жанна — моя воспитательница, так что главной виновницей будет считаться она.
Когда снова спускается тьма, я могу думать обо всем этом часами.
Иногда я совершенно уверена, что я Мишель Изоля. Я узнаю, что тетка лишила меня наследства и что Доменика и Жанна сговорились меня убить. Сначала я решаю разрушить их замыслы, затем, когда наблюдаю их обеих подле меня, я меняю решение и, воспользовавшись их же планом, убиваю Доменику и выдаю себя за нее.
Иногда я выдаю себя за До ради наследства, которого злопамятная тетка, чувствуя приближение смерти, незаконно меня лишила. А иногда делаю это, чтобы вернуть себе утраченную привязанность Жанны. Иногда — из мести. Иногда — чтобы начать новую жизнь. Иногда — чтобы продолжать мучить. Иногда — чтобы заставить забыть мучения. Иногда — и это всего вероятнее для всего вместе взятого, чтобы остаться самой собою, приобретая богатство, и стать новым человеком подле Жанны.
Бывают ночью и такие минуты, когда я опять Доменика. Серж Реппо солгал: Мики ничего не знала. Я убила ее. Пламя не охватывало ее комнату, и тогда я подожгла гараж. Нежданно-негаданно я заняла место той, у которой тогда и был повод совершить убийство.
Но Доменика я или Мишель, я в последнюю минуту попадаю в собственные сети в охваченной огнем комнате. Стоя перед окном на втором этаже, я держу в руках горящую рубашку, накрываю ею лицо и от боли впиваюсь в нее зубами, ведь во рту у меня потом нашли обуглившиеся клочки материи. Я выбрасываюсь из окна, падаю на ступени входной лестницы. Прибегают соседи, надо мною наклоняется Жанна и, поскольку я непременно должна быть До, она узнает именно До в этом почерневшем полутрупе без волос и без кожи.
Затем — ослепительный свет клиники. Я — третья. Я ничего этого не делала, ничего не хотела сделать, и я не хочу быть никем из них обеих. Я это я. Ну, а прочие… Что ж, смерть своих детей не спутает.
Меня лечат. Меня допрашивают. Я говорю как можно меньше. У следователя, при встрече с моими защитниками или психиатрами, в чье распоряжение я поступаю во второй половине дня, я отмалчиваюсь или говорю «не помню». Я отзываюсь на имя Мишель Изоля и предоставляю Жанне решать нашу судьбу, как она найдет нужным.